Папа рассказывал, что 22 июня он сидел в парикмахерской, зашел побриться

Папа рассказывал, что 22 июня он сидел в парикмахерской, зашел побриться И тогда объявили, что война началась. А он только демобилизовался после финской войны. И очень хорошо видел и понимал,

И тогда объявили, что война началась. А он только демобилизовался после финской войны. И очень хорошо видел и понимал, какой бардак в армии, и что добра ждать не приходится, и что Ленинград практически на границе стоит. И он, не раздумывая, сразу же взял и отправил свою беременную первую жену к родственникам в Куйбышев, нынешнюю Самару, где у нее родился мой старший брат Боря и где они и прожили всю войну. Никто еще и думать не думал ни про какую блокаду. А потом его призвали, он был 1912 года рождения, то есть было ему 29 лет. Его отправили в артиллерийское училище на какие-то ускоренные курсы, а потом уже лейтенантом на Ленинградский фронт. И всю войну: от Ленинграда до Вены и Будапешта. Два ранения. Три ордена. Три медали. И осколок в легком до конца жизни. Вернулся гвардии капитаном, командиром артиллерийской батареи.
Погибли в ту войну два его старших брата, мои дядя Илья и дядя Натан. В машину, на которой ехал Илья, в Сталинграде попала бомба. А Натан в Карелии нес донесение и подорвался на мине. Умерла в блокаду их мать, моя бабушка Сима. Отправила свое семейство в эвакуацию, а сама осталась. Говорила:
— Зачем я буду место в машине занимать. пускай молодые едут.
Ей, кстати, было всего 60 лет.
Обморозился на Дороге жизни и умер от гангрены папин племянник, мой двоюродный брат Марк.
Я никогда их не видел, Илью, Натана, бабу Симу, Марка…
С маминой стороны пропал без вести ее дед, мой прадед Петр. А его дети, мой дед и его брат с сестрой, остались без крова, беспризорничали. Прадеда своего я тоже не видел. В Омске только у деда карточка висела. Да дед всю жизнь. все писал письма. хотел найти могилу своего отца.
Всю страшную первую блокадную зиму голодали в Ленинграде папина сестра, моя тетя Берта и жены его братьев, мои тетя Клава и тетя Фира. Тут же с ними жили и голодали мои двоюродные братья и сестры Илья, Захар, Майя, Люся, Захар и Зина. Тоже хлебнули…
Я когда пересматриваю любимые «Пять вечеров» Михалкова и Володина, когда Гурченко гладит Любшина по голове и приговаривает:
— Только бы не было войны.
Мне кажется, я сам это все пережил.
Мне трудно дышать.
Хочется плакать.
— Только бы не было войны…Только бы не было войны…
Илья Забежинский

.

Вам может также понравиться...

Добавить комментарий