Это был 1997 год и я учился в 11 классе. Был я омегой из омег. Кажется, меня травили даже омеги. У меня не было даже приятелей и я ни с кем не общался, кроме родителей.

И вот, в один осенний день последнего года обучения в школе к нам в класс вошла завуч и сказала, что к нам в класс придёт новая девочка из соседней школы — Софья. Ещё сказала, чтобы с Соней общались аккуратно как бы, что из школы её выгнали за жесточайшую драку…»плюс ещё одно быдло, которое будет надо мной смеяться» — подумал я тогда.

На следующий день во время второго урока пришла эта самая Соня. Я даже ручку уронил, серьёзно. От неё было невозможно отвести взгляда. Эти идеальные черты лица, огромные, бесцветно-водянистые глаза и длинные тёмные волосы. Она была в обычном чёрном платье и смотрела безразлично. Учительница спросила у неё, почему она без родителей, на что Соня ответила, что их нет. Вообще нет. Повисла неловкая тишина, после чего ей предложили выбрать место. Несмотря на то, что ближе к ней было 4 свободных места, она проследовала ко мне на последнюю парту. Она села со мной и это было нереально.

Как только прозвенел звонок, она резко куда-то сорвалась. Я сидел и думал, что просто не могу дальше вести себя, как овощ, что я должен меняться и что-то делать. Вообще, я чувствовал себя странно, у меня колотилось сердце, было тяжело дышать и щекотало внизу живота. Но вот, она вернулась в класс уже в компании тех самых альфачей, которые надо мной издевались. Они громко смеялись, а она высокомерно смотрела на уёбищных альфа-самок, покинутых своими друзьями. Я уже чуял, чем это пахнет…

Как-то так прошло несколько дней, она продолжала сидеть со мной, но мы не разговаривали. В то утро в кабинете был только я и трое девок из нашего класса, которые тихо о чём-то говорили. А когда в класс зашла Соня, они начали медленно к ней подходить и самая альфоватая обвинила её в том, что она увела их самцов. Соня в ответ на это по-ебанутому рассмеялась и спросила:
— Но как ТЫ сможешь мне противостоять, кошёлка
Драка завязалась стремительно. Начало происходить что-то ужасное, всё перемешалось, кто-то из них дико заревел, в ход пошли стулья. Я увидел кровь. Не помню, сколько это длилось, но к счастью на шум зашла какая-то администрация и разняла девочек. У Сони была разбита губа, но она продолжала ебануто угарать, чего нельзя было сказать о её соперницах, угрожавших ей расправой.

Тогда-то и начался самый ужас. Так как наша школа была абсолютнейшим быдлятником и никто ни за чем не следил, то в неё мог войти кто-угодно. И стали приходить Сонины друзья. Да, она натравила их на своих школьных врагов, коих у неё было предостаточно. Они приходили прямо в школу и никто не смел более ей ничего сказать. Она начала всех травить, даже просто левых «серых мышей». Не трогала она только забитую девочку и меня. А вот быдло из нашего класса и её друзья продолжали надо мной издеваться. Она смотрела на всё это как-то грустно, а я желал провалиться сквозь землю. Настолько мне было ужасно стрёмно, но от этого было никуда не деться.

Но однажды, на последнем уроке мы писали контрольную. Я знал, что Соня долго их пишет. Очень долго. Я давно уже всё написал, но я ждал, когда класс опустеет, когда даже учитель его покинет, не подозревая, что я вообще могу с кем-то заговорить и что-то подсказать. И вот, я дождался. Я быстро подошёл к ней и впервые не заикаясь спросил, с чем она не может справиться. Соня посмотрела на меня взглядом тонушего человека, увидевшего спасательную шлюпку и просто всучила мне листок и уступила место. Я знал, как решать задачу, и я её решил. Она как-то по-детски обрадовалась, поблагодарила меня и сдала работу. До раздевалки мы шли медленно и болтали. Об учёбе в основном. Я предложил ей оставаться на восьмые уроки, где я смог бы объяснить ей всё, чего она не понимает. Она широко и тепло мне улыбнулась и поблагодарила. Выйдя на улицу, я уже хотел сказать ей, что желаю проводить до дома, но, услышав гудок машины, она резко свернула от меня в сторону, лишь слегка помахав рукой на прощание, и пошла к белым жигулям, ождавшим её.

На те самые восьмые уроки она таки стала ходить и действительно приносила с собой кучу вопросов, которые ей не понятны. Я ей всё объяснял, но у нас хватало времени и просто поговорить. Она была несколько странноватая в общении, говорила быстро и как-то книжно, резко меняя интонацию, взгляд был то спокойный, то затравленный, то болезненный, то злорадный. Вспоминая это, я понимаю, что, возможно, она была психически нездоровой. Она рассказала, что её отец был бандитом и его убили и заказали всю её семью. Только она выжила. На щеке у неё был едва заметный шрам, тянувшийся от уголка рта наподобие улыбки, но я так и не спросил, откуда он появился. Но я спросил, что это за друзья у неё такие, которые на голову выше. Из её сбивчивого рассказа я понял, что вместе с этими людьми она занимается какой-то противозаконной хуйнёй, что она ими закаббалена. Мне ужасно захотелось забрать её к себе домой, огородить от всего этого, чтобы больше она ни о чём не беспокоилась и не испытывала ни боли, ни страха, чтобы не вздрагивала при звуке открывающейся двери, не оборачивалась на шаги в коридоре. Я решил делать это постепенно, укрепляя связь, отрывая её от всей этой гнили. Мы общались всё более тесно и, наверное, это и стало причиной того, что меня внезапно перестали все травить…

Через неделю я уже пригласил её к себе домой. Родителям она очень понравилась, мы сидели все вместе на кухне, лампово общались и пили чай. Они собирались уходить в гости и я победно улыбался: у меня будет столько времени побыть с ней наедине и просто поговорить. Но через минут 20 после их ухода ей позвонили. Она бешено схватила телефон. Она ничего не говорила, лишь слушала, что ей говорят. По мере этого её глаза наливались ужасом, отчаянием и каким-то азартом. Потом она встала, быстро надела куртку, обулась, быстро поблагодарила меня за всё и выбежала. Я смотрел на неё в окно, как она бежит через двор в арку, как она ещё раз обернулась. «Ничего, — подумал я, — скоро она будет жить спокойно».

Утром я вышел на пробежку в парк. В отдалённой его части я увидел какое-то скопление людей. Подойдя ближе, я увидел ментов, скорую…накрытый труп, ограды. Внутри меня всё отчего-то перевернулось. Подойдя совсем близко, я услышал что-то вроде «такая молодая» и увидел тёмные волосы, видневшиеся из-под чёрного целофана. Я перепрыгнул через ограду и сорвал мешок. Любовь всей моей жизни лежала с изрешечённой пулями грудью и животом. В её лбу зияла маленькая, тёмно-бурая точечка. Глаза были полуоткрыты и совсем потеряли цвет. И лицо её приобрела какое-то будто бы облегченное выражение. Я плохо помню, что происходило дальше, но помню, как я заревел. Я никогда не плакал в раньше, это было со мной впервые. Похороны вообще плохо помню, только помню, что был мелкий дождь.

С тех самых пор я на женщин не смотрел. Вообще. Они все мне кажутся некрасивыми, простыми и глупыми по сравнению с ней. Вот, прошло 15 лет, а я до сих пор помню и люблю её. И за могилой её ухаживаю. Кажется, на неё никто больше не ходит. #паста #луркопаб #lm

Вам может также понравиться...

Добавить комментарий