Сейчас я понимаю, что совершил ошибку. Я должен был отказаться, но я согласился.

И теперь я в Аду.
Я был совершенно обыкновенным студентом совершенно обыкновенного вуза. Учился я неважно, на пары ходил через раз. Проще говоря, я был раздолбай. Профессия конструктора меня интересовала чуть меньше, чем никак, а потому и учеба не привлекала.
Зато я был падок на все то, на что падка золотая молодежь: деньги, девчонки, понты. Эта священная троица была со мной всю жизнь, зачастую беря верх и прокручивая меня вокруг себя. В выборе между парой и вечеринкой я бы, разумеется, взялся за второе. Хотя от этого был неминуемый плюс: я стал неплохо разбираться в алкоголе.
И конечно же, я бы бросил учебу и подался бы в бармены, если бы не мать. Не так на меня действовал отец, сколько влияла мать. Ее взгляд и такое грустное: “Эх, Федя-Федя…”, — что во мне словно просыпалась совесть, и я продолжал учиться.
Но не все было так гладко. Были вещи, которые у меня, как бы я ни старался, никак не ладились. Вещей таких было три: Катя Селезина, Ванька Грушин и Алиса Викторовна..
Катя была моей любовью еще с первого курса. Конечно, это не мешало мне крутить романы с еще пятком девушек, но все же любил я только ее одну. Начиная с русых волос, перевязанных синей лентой, и заканчивая стройными ножками в легких туфлях. Она казалась какой-то тихой, милой, словно ее можно и нужно было укрыть ладонями от порывов ветра. Она старалась не привлекать особого внимания, хотя, конечно, ее выбивающийся из общей толпы кукол образ заставлял окутывать Катю этим вниманием.
А также заставлял окутывать Катин роман с Ванькой Грушиным.
Ванька был местной альфой, таким, каким и подобает быть альфе: накаченный и богатый (разумеется, за счет родителей), вокруг него всегда вился рой девушек со всего потока. А он вился вокруг Кати.
И ведь я был лучше! Но Катя никак не могла этого понять.
А Алиса Викторовна — была моей деканшей. Она меня страсть как не любила и всячески старалась изжить из университета. И только близкое знакомство моей тетки и ректором удерживало меня на месте.
Но в тот день я чуть не вылетел. Не вылетел, собственно, из-за ерунды: зачем-то я полез петушиться с Грушиным, но вместо этого с горячей руки обматерил с ног до головы Алису Викторовну, прицепившуюся ко мне по какому-то мелкому поводу. Деканша была в ярости, еще чуть-чуть и я был бы отчислен, но безграничное терпение ректора и, возможно, моя тетка под его столом, спасавшие меня, вновь оказали мне услугу.
На пары мне идти, разумеется, расхотелось, а потому я благополучно свалил. Переходя по переходу, длиной всего метра три, на пути к метро, меня чуть не сбил пятый БМВ. Конечно, быть сбитым машиной бизнес-класса, это некоторая честь, но все же то, что я оказался рухнувшим на пыльный асфальт, меня не особо обрадовало. Последнее, что я увидел, — торжественное явление водителя народу. Двухметровый бугай, по количеству мышц, пафоса и денег давно превзошедший Грушина, выбрался с водительского сидения и, даже не снимая темных очков с узкими дужками, подошел ко мне и наклонился.
— Эй, ты! Живой
***
Первое, что я увидел, — торжественное явление… чёрта Мефистофеля или Люцифера..
Передо мной, нагнувшись, стоял совершенный житель Ада — с характерными рогами и пламенем у головы, длинными, волнистыми волосами каштанового цвета, которые тоже горели, но не сгорали, небольшими кровавыми полосами под глазами, словно у него вырезали кожу. Он был красный, словно вареный рак, а миндалевидные глаза были совершенно черными.
— Эй, ты! Живой
Сказать, что я был в шоке, — ничего не сказать. Передо мной стоял первостепеннейший Дьявол.
— Ч-что.. — переспросил я.
— Живой, — отметил он и протянул мне когтистую руку. — Вставай, что лежишь!
Я оперся на горячую ладонь, и на моей ладони остался небольшой ожог. Тот бросил на него взгляд и сказал:
— Пардон, издержки профессии.
Для него все происходящее было поражающе естественным, словно он каждый день колесит по городу на свой “бэхе” в поисках незадачливых ротозеев, чтобы сбить их.
— Сядь в машину, что ли, — сказал он и прыгнул на водительское сиденье.
Я до сих пор был в шокированном состоянии. Во-первых, меня машина сбила, это тоже происходило со мной впервые и было явно в диковинку. Во-вторых, меня сбил, мать его, Дьявол! У них же должны быть матери..
Но тем не менее я сел. Он предложил мне воды, я уточнил, не отравлена ли она.
— Святая, — пошутил Чёрт и залился смехом.
— Э-хэ, — просипел я и растерянно сделал пару глотков.
Однако после того, как я отпил, мне стало намного легче, словно вода и правда имела какие-то особые свойства. Я немного успокоился и стал воспринимать происходящее более естественно. И вопрос, почему, как и зачем Дьявол ехал на машине, меня стал волновать чуточку меньше.
— Свыш, — сказал он мне.
Я поднял глаза.
— Прости, так вышло. Но ты тоже виноват: по сторонам смотреть нужно. В любом случае, я как-то извиниться должен. Проси, что хочешь!
Я с недоверием посмотрел на него.
— А в чем подвох
— Ни в чем.
— Серьезно
— Отвечаю.
— А что могу попросить
— Да что угодно. Я же Дьявол, прости Господи, что скажешь — то и сделаю.
— Ну джинны, там, влюблять не могли…
— На то они и джинны. А я Мефистофель. Мне все можно.
Я задумался. Что попросить Чтобы Катя полюбила меня Чтобы исчез Грушин Чтобы Алиса отвязалась
— Слушай, — начал я. — Я же прям совсем-совсем что угодно могу пожелать
— Прям да.
— Отлично. Тогда я хочу, чтобы ты ходил со мной и помогал мне решать проблемы.
Он посмотрел на меня, приподняв левую бровь.
— Хм-м-м. Ну, надо подумать. Это все
— А можно несколько
— За отдельную плату.
— А, так у тебя это… демо-версия. Как пробник духов женских.
Дьявол усмехнулся.
— Ну типа да, как пробник. Вжик-вжик, — он сделал вид, что опрыскал меня чем-то. На меня попали капельки крови.
Едва он заметил это, его движения тут же прекратились. Достав из бардачка салфетку, Чёрт протянул ее мне.
— Издержки профессии, — Дьявол вновь пожал плечами.
— Так что, ты согласен — спросил я.
Он вновь приподнял левую бровь и сказал:
— Ладно, по рукам.
Я улыбнулся.
— Слушай. Там у меня еще одна пара…
— Отменить
— Да не. Наоборот. Пошли, я тебе заодно все расскажу.
— Ну уж раз подписался — пойду.
И он пошел со мной. Мы завалились в аудиторию, на пару к одному немолодому преподавателю. Он попытался что-то сказать, но легким щелчком костистых пальцев Дьявола был остановлен и усмирен. Мы сели на последнюю парту, и я потихоньку рассказал о всех своих проблемах с Катей и с Ванькой.
— Та-а-а-к. Занятно. Ну ладно, как грится, не жги грешников, покуда документация не просит. Смотри сюда. Как там твоя Ева…
— Катя.
— Ну Катя. Как она к ведуньям относится
Я закинул ногу на ногу и уставился в потолок.
— Да вроде подвержена влиянию.
— Ну вот и прекрасненько, — сказал Дьявол, простучав кончиками пальцев по кончикам пальцев. Знач, слухай сюда, прости Господи. Я к ней после пары подойду, прикинусь подруженцией еённой, посоветую одну бабку. Бабкой тоже я прикинусь. А на следующий день — шито-крыто, вся и твоя будет Ева.
— Катя.
— Ну Катя, подумаешь.
Дальше он начал что-то бурчать, а я все глубже вслушивался в его речь: она была какой-то… деревенской ли, простой ли, грубой ли… Но как-то поразительно понятной, словно ни единого словца с двойным дном он и не знал, а все книги о хитрости чертей — лишь сказки. В какой-то момент Мефистофель откинулся на спинку жесткого стула, начал качаться и едва слышно напевать: “Из колхозной молодежи…”.
После пары Дьявол вдруг превратился в Вику — подружку Кати, которая сегодня ушла одной из первых, но не была провожена взглядом Селезиной. Как ни странно, но Дьяволу удалось убедить Катю пойти к какой-то ворожее, словно-де та сможет ей нагадать что-то жизненно важное.
А на следующий день Катя пришла сама не своя…
— Федя! — подошла она и, сжав маленькие ручки в кулачки, громко выдохнула и отчеканила: — Я должна решительно заявить, что люблю тебя, Федор.
Если бы это услышал Ванька — от меня бы ничего не осталось.
Или осталось.
Ведь за моей спиной, положив руку на левое плечо, стоял Дьявол.
С тех пор жизнь пошла на лад. В универе Чёрт усмирил Ваньку, метким ударом битой по лбу, утихомирил Алису, хорошей взяткой и трепетным отношением, по которому она, со слов Дьявола, “изголодалась, бедняжечка”. Я стал завсегдатаем вечеринок. Машина Дьявола с моей просьбы была отдана мне. Пафос, шмотки, деньги — все это было как магнит для внимания. Грушин куда-то исчез, а куда — Люцифер не сознавался и лишь негромко хихикал в кулачок. Он относился к моим забавам весьма скептически, глядя на меня, словно родитель.
— Со временем поймешь, насколько это все пустое. Деньги, популярность… В масштабе тысячелетий это ничто. Но впрочем. Carpe Diem, — как-то сказал он.
— Что — переспросил я. — Какие карпы диют
— Carpe Diem, балда. Римляне так говорили “лови момент”. Эх, римляне. Веселые были ребята, не то, что сейчас. А какие бои устраивали гладиаторские…
И Дьявол углублялся в воспоминания о прошлых цивилизациях. А я — в увеселения.
В тот роковой день меня позвал мой новый друг — Марк со звучной фамилией Керенский — на свою вечеринку. Снятый за бешеные деньги коттедж, бассейн, выпивка, куча девок и парней — все это он мог себе позволить. Марк был вторым Грушиным, только у него было больше мозгов и больше желания заработать самому. Но отдыхать он любил и отдыхал на широкую ногу, с большим количеством гостей и алкоголя. Он позвал всех одногруппников — меня и Катю одними из первых. Единственный, кого я там не нашел, — был Грушин. Но тогда мне было все равно на него.
Катя была так же тиха, как обычно. Она скромно сидела на диванчике, где-то внизу, потягивая коктейль из бокала, и ждала меня. Я болтался где-то сверху, попутно лапая всех девок, что попадались мне в руки, зная, что я останусь безнаказанным. Кроткая Катя мне надоела так быстро, как скоро я ее получил с помощью Дьявола. А потому я предпочитал находиться в окружении более красивых, более открытых, более простых. Я пил все, что можно было выпить, танцевал и безудержно смеялся надо всем, что происходило. Дьявол держался чуть поодаль от меня, но я слышал, как он, вздыхая, говорил: “Carpe diem”. Иногда он обращался ко мне, называя “одержимым свободой, безвольным дураком”, но я словно безумел и не слушал его. В иные моменты он пытался остановить меня, пытался предупредить, но я забывался.
В ту минуту, когда я уже почти расстегнул платье одной из одногруппниц, в неплотно закрытую комнатку вошла Катя.
Она смотрела на меня ошеломленными глазами, не понимая, что происходит, и не веря, что это я. Ее глаза с бешеной скоростью наполнялись слезами, она дрожала, а Дьявол, стоящий около двери, прижавшись спиной и закинув одну ногу на другую, неодобрительно покачивал головой. Повелитель человеческих грехов не одобрял моей измены, подумать только! Чёрт щелкнул пальцами и в дверях появился Грушин. Его пытались остановить другие ребята, но он прорвался в комнату. Катя, посмотрев на него, зарыдала на его груди, но он, осторожно отведя ее от себя, подошел ко мне.
Давно же меня не били так, что кровь шла из носа. Горячая алая струя разрезала мое лицо. На глазах у всех.
Рухнула моя любовь, рухнула моя победа над Грушиным. Даже моя понтовая слава рухнула.
“На пороге сидит его старуха, а пред нею разбитое корыто…”.
Прижав ватку к носу, я уезжал оттуда. За рулем сидел Дьявол.
— Почему так Почему ты не помог мне
— Да понимаешь… Плата закончилась.
— Плата Но ведь мы договаривались! Ты же меня сбил!..
— Мы договаривались, что я помогу тебе с учебой, Катей и Грушиным, ведь так
— Так, — несмело произнес я.
Не к добру такие уточнения, ой не к добру.
— А что сделал ты
— А что сделал я
— Что ты попросил
— Что я попросил
— Слава. Деньги. Девки. Популярность среди этих твоих. Перед Катериной я тебя выгораживал, пока ты лапал своих куртизанок. Даже самому неудобно такую душу обманывать. Вон, везу тебя. От армии отмазал пожизненно. Даже с родителями помирил, с матерью твоей, прости Господи, благонравной. А ты
Он остановился на обочине. Холодок пробежался по моей коже.
— А я..
— Задарма такое не проходит.
Он словно стал больше, а я меньше. Рога его наливались кровью, а я бледнел. Мне было страшно.
— И что теперь..
— Memento mori, — произнес он. — Хороши были римляне, не только половину света завоевали, так еще и словарь рабочих терминов подогнали. “Из колхозной молодежи…”
Я с недоумением смотрел на него.
— И..
— И, и. Что и “Помни о смерти”. В качестве уплаты я забираю твое тело.
— А не душу
— Душа твоя личная. Душа и у меня есть. Просто теперь я стану человеком, а ты отправишься в Ад стращать души до тех пор, пока какого-нибудь дуралея не облапошишь и не разведешь.
Он засмеялся. Мне отчего-то было совсем не смешно.
— Ну что, поехали дальше — спросил он и тут же осекся. — А впрочем, зачем Дом-то тебе больше не понадобится. Все будут думать, что у тебя машина разбилась, когда ты пьяный с другом до дома добирался. Заехали в кювет — и все, поминай как звали. Отлично! Так и сделам! Проведем по жопе мелом — будет бела полоса.
Он вдруг загоготал, а я перестал что-либо слышать, кроме этого гогота. Он отдавался эхом в голове. Сердце бешено колотилось, а перед глазами плыли пятна. Я едва понимал, что происходит из-за угнетающего гула в черепной коробке. С трудом понималось, что машина на огромной скорости съехала в кювет и врезалась в огромные сосны. Но зато с немыслимой чувствительностью я ощутил удар дьявольского кинжала в грудь, после которой последовала потеря сознания.
***
Я очнулся в Аду. Я был призраком с едва заметными очертаниями — душой без оболочки. Вокруг меня были поражающие жаровни, где носились бесы и души грешников.
— Вы сверху — спросил меня один из них.
— Вероятно, да.
— Добро пожаловать, — с улыбкой произнес тот и погнал окованные в кандалы души по проходам Ада.
— Извините, — оклинул я его, — а как попасть наверх
— О, — воскликнул он, указывая рукой дорогу, — там лифт. На нем и поднимитесь.
Я вошел в лифт. Через несколько минут его двери распахнулись, и я… вышел из общественного туалета, что стоял у вокзала. Обернувшись, я увидел Ад. Ничего, может быть, я привыкну.
У меня была совершенно случайная внешность. В кармане лежали ключи от машины. Я прыгнул в Жигули (вероятно, это был стартовый уровень) и поехал по городу, чем-то напоминающему Петербург.
Последнее, что я увидел, — какой-то разиня бросился прямо под колеса автомобиля, перебегая дорогу.
Я отогнул солнцезащитный козырек. На него была прикреплена бумажка с четырьмя словами: “Carpe diem. Memento Mori”. #prougrivatel #луркопаб #lm