Массивная дверь таверны тяжело открылась, впуская вместе с новым посетителем вой ночной метели и снежную крупу, которая тут же превратилась в капельки воды. В таверне было многолюдно, и люди продолжали приходить, наспех сбивая с грубой одежды снег и тут

Он сидел в грязной таверне, больше походящей на сарай, где вместе с людьми блеяли козы и чесались уродливые собаки.
— Я помню, иду на учебу, я тогда еще молодым был, да что молодым, студент филфака.
Таверна затихла, боясь обронить лишнее слово. Скотоводы в громадных шапках, калеки, хлебающие дурнопахнущий самогон, даже одноглазые и многорукие дети, извечно шипящие и бьющие друг друга прекратили возню, обратившись взглядами к Рассказчику.
— Весеннее утро, иду через зеленый парк, рот у дурака раскрыт, кричать хочется от радости. Купил мороженое, сел на скамейку и забыв об учебе, смотрел по сторонам. – старик говорил с хрипотцой, но громко, даже немного улыбаясь сухими губами.
— Девчонки ходят в цветастых юбочках, трамваи буквально проплывают сквозь зеленую завесь деревьев. Я достал блокнот и стал писать:

Богиня жизни светом ярким мир окрасит
Любовью зальет города
Она с людей хмурь зимнюю стащит
Весна смешлива и смерти чужда.

Дурацкие стишки, конечно. Но мне казалось, я говорю что-то великое.Филфак все-таки!
Рассказчик вновь стал жевать, осторожно перемалывая мясо беззубым ртом. Таверна молчала, слушая чавканье старика и все воющую за окном метель. Снег заносил их жилища, огороженные кольями, где рядом со скотом лежали люди, пытаясь сохранить зыбкое тепло.
В их головах, забитых ежедневными мыслями о пропитании, мучительно бродило слово «весна». Бородатые, искалеченные, измороженные, грубые, все они пытались представить, какая она должна быть.О других неясных им словах они старались не задумываться и старика не спрашивали, зная, что он промолчит.
— Бросил блокнот и понесся к фонтанам, я знал, там сегодня джазовый концерт. Музыканты только разбирали инструменты, смеялись своим шуточкам, я один из первых занял место, с трепетом смотря на эти лица, которых тоже коснулась весна. Дурак я был, конечно. Да еще и влюбленный, куда уж без этого, — старик смущенно засмеялся.
— Они играли и иногда в их музыку врывалось пение птиц, переплетаясь с саксофоном. Может я и вру сейчас, но помню все так. Шелестели тополя, фонтаны взметали столбы воды, солнце золотом играло на инструментах. Помню, как сердце билось, как хотелось начать танцевать. И надо было, чего только стыдился.
Незрячие глаза старика наполнились слезами.
Один из одноглазых детей засмеялся этому, за что получил подзатыльник от своего грубого родителя с пышной бородой.
— Город дышал, дышал глубоко, наполненный множеством запахов. Ох, сколько было запахов в тот день. Цветочные, аромат духов, откуда-то тянуло свежей краской, коммунальщики решили окрасить все в слепящий желтый. Так много приятных, живых запахов, которых я больше не ощущал.
Старик закашлялся и набрав в легкие спертого воздуха продолжил:
— Я не помню взрыва. Помню лишь, что померк свет и музыканты повались на землю, в падении сыграв что-то страшное, что было даже страшнее последующей за этим сирены. Тополя осыпались и их скелеты дали мне ясно понять, что весна покидает нас. Навсегда покидает.
Дверь таверны вновь раскрылась, впустив полузверя-получеловека. Это был Ханума, охотник с гор. Он еле стоял на ногах, как всегда немного присев, будто готовился прыгнуть. С него стекала кровь, тяжелыми каплями падающая на пол.
— Волки, волки! Темно от волков!
В подтверждение его слов, к вою метели прибавился протяжный звериный вой. Люди повскакивали со своих мест, хватая дубины и копья, скорее разжигая факелы, подгоняя друг друга грубыми окриками.
Таверна опустела, моментально наполнившись холодом. Где-то вдалеке, сквозь снежную пелену шел бой. Люди продолжали бой с природой, спасая свой жалкий кров, оберегая последнее, что у них осталось. Где-то за черным небом было далекое солнце, которое когда-то несло тепло. Солнце, дарившее людям музыку, которая звучала просто так. Солнце, рождающее зеленую весну.
Рассказчик остался в одиночестве, продолжая смотреть вперед себя незрячими глазами. По его морщинистому лицу текли слезы. В его голове продолжал играть саксофон и звенеть трамваи, навсегда ушедшие вместе с зеленой весной под толстый снежный пласт. #паста #луркопаб