Начинать, конечно же, всегда следует с длинного дубля, затянутого и претенциозного, как этот абзац — камера смотрит снизу на крону дерева, зимний ветер слегка колышет ветви на фоне безжизненного неба, колышет, колышет, колышет, колышет — ты ведь пришел см

Проблема Звягинцева не в том, что он снял очередной русофобский пасквиль, сквозь напыщенную камерность которого то и дело доносит авторский скрежет зубов и ядовитое шипение — «Ср-рраная Рр-рашка, ох ср-раная-заср-раная!», а то и вовсе карикатурную задорновскую злобу — «Ну тупы-ы-ые». Подумаешь, русофобия — в конце концов, сегодняшняя Россия с ее ментовскими ужасами, общественно-политической депрессией и культурным упадком для художника действительно является очевидной целью. Снимать фильм про мерзости жизненного уклада в РФ так же легко, как про американскую мафию времен сухого закона или молодежь в Париже 68-го — тема сама просится на экран, все ходы как на ладони.

Проблема Звягинцева в том, что он драматургический импотент.

Напомню, как развивается сюжет в «Лефиаване». Московский адвокат приезжает в приморскую глушь к старому армейскому другу, чтобы помочь ему в схватке с коррумпированным мэром, который собирается за бесценок отжать его собственность. Адвокат крутой — у него серьезные связи в столице, возможность достать компромат для административно-политического противостояния. Конфликт стремительно накаляется — после личной стычки с мэром главного героя сажают в СИЗО.

So far so good, но дальше начинается звягинцевщина — то есть, та самая сценаристская немощь. Это абсолютно незамотивированные поступки персонажей и полное отсутствие реальной драматургической логики (в рамках которой герои должны преследовать собственные цели — а в том, как они преодолевают препятствия на пути к цели, проявляются (а затем и меняются) их личные качества и характер).

Так, обеспеченный московский юрист с внешностью Вдовиченкова трахается с некрасивой, провинциальной женой-замухрышкой своего армейского товарища, пока тот гасится в тюремных застенках. Еще раз: успешный столичный воротила, без сомнения способный добиться симпатии самых взыскательных искусительниц, предает старого боевого камерада ради совокупления с его супругой в разгар сложной борьбы, в которую он ввязался из высших дружеских побуждений. Приспичило лавеласу перепихнуться с серой мышкой в занюханной гостинице, пока друга прессуют менты. Дальше больше — во время пикника с водкой и стрельбой по бутылкам (слышите скрежет «Рр-рашковане!»), внезапная страсть любовников вынуждает их поебаться в кустах прямо во время попойки. Измену разоблачают, после чего адвокат легко уступает силовому нажиму мэра и сваливает, а жена главного героя точно так же с бухты-барахты совершает суидиц.

Поступки персонажей не замотивированы, но за неимением драматургического объяснения, автором сознательно навязывается единственно возможное: герои, во-первых, психические, во-вторых, подлецы и предатели (а так же алкоголики и бесхарактерные рохли). Опять же, в наличии действующих лиц с перечисленными качествами нет ничего плохого. Однако подлые решения тоже должны быть замотивированы, это азбука кино — в «Левиафане» же они принимаются просто так, на пустом месте, по щучьему велению Мастера Долгих Дублей. С учетом масштаба социальной темы, на которую замахивается фильм, послание считывается однозначно: русские — ничтожества, причем не за счет обстоятельств, а изначально, «от себя». Не только коррумированные чиновники или судьи, но и все, кто им противостоит, — вообще ВСЕ. Водяра, рыбзавод, говно.

Между тем, в своем последнем фильме каннский демиург, со стетоскопом прослушивающий русские души, да молоточком простукивающий рефлексы русской жизни, решил оптимизировать производственный процесс. Если в «Левиафане» присутствует хотя бы зачин драматургической истории, то в «Нелюбви» от нее отказались полностью. Зачем Заведомо успешная схема пристреляна, остальное дело техники — фестивальные только пальчики оближут. Все происходит на автомате; а главное, режиссер-то на самом деле талантлив, актеры — играют качественно.

Как заметил балабановский персонаж, в английском для «снимать» и «стрелять» используется одно и то же слово. Звягинцев и стреляет: главные герои — ничтожный приживала и озлобленная стерва с типичными профессиями офисного планктона и администратора в салоне красоты; ведь это же вы и есть, хрумкающие попкорном в кино усредненные россияне с «Вестями недели» и спортивными костюмами российской сборной от Bosco, это и есть ваша семья — менеджер по продажам и секретарша, репрессирующие нежеланного сына и грызущиеся из-за квадратных метров. Сын сбегает, его, спустя рукава, ищут, затем оказывается, что его убил маньяк. А может и не убил, но какая разница.

Антитеза, конфликт, мотивация, резолюция — гений не опускается до такой ерунды. Пропагандист не нуждается в драматургических «но», для стрельбы ему достаточно «а затем». Говно, а затем безнадежность, а затем тлен, а затем подлость, а затем безволие, а затем низость, а затем трусость, а затем глупость, а зат-тра-та-та-та-та #копипаста #луркопаб #lm