1893 слова.

Я ей говорил – не пиши мне.
А она писала.
Я при каждой встрече просил: «Не пиши мне, а»
А она писала.
Я ей звонил и говорил: «Не пиши мне, пожалуйста. Хватит».
А она писала.
Я стучался к ней в ICQ, комментировал ее ЖЖ, слал сообщения в «Одноклассниках». Всегда только с одной фразой: «Не пиши мне больше!!!»
А она писала.

Однажды даже я в жопу пьяный в три часа ночи посреди рабочей недели приехал на такси к ней в Мневники. Без предупреждения. Сломал кодовый замок, перебудил половину подъезда, стуча в ее дверь и нечленораздельно завывая. Она отрыла заспанная, без косметики, со спутанными волосами, в халате.
— Прекрати мнееее, пииисаааать, — промычал я. Она предложила табуретку и водки, а сама пошла умыть лицо холодной водой. Оставшиеся полночи мы сначала азартно, потом из соображений «почему бы и нет», затем уже из одного только чувства долга пытались заставить меня эякулировать, отвлекаясь иногда на молчаливые сигареты и стопки.

Когда кончилась водка, за окном начало светать, а динамик моего телефона сообщил, что «подъехал серебристый Лансер», я с трудом нашел свои штаны, кое-как в них влез, вполз в кроссовки и, натягивая на ходу футболку, снова икнул про эпистолярную избыточность. Она молча закрыла за мной дверь.

Потом я сделал так снова. Раза три. Или пять. А может быть восемь.
Да и вообще эти «пьяные ночные Мневники» были не впервые.
А она писала.

Она писала длинные подробные необязательные письма. Лишенные как нарочитой романтики, так и сочной чувственности. Отчетливо пустые и безотчетно тянущие время и хорошее настроение из жил. Ненужные, но обязательные к прочтению. Необременительные, если бы не их постоянство.

Она писала про погоду за окном, царапины от вилки на сковородке, теплую минеральную воду в стакане у кровати, прохудившееся мусорное ведро, забытые мной сигареты, мелочь и трусы (отстиранные ее машинкой), пустые бутылки из-под пива на балконе, мой последний ночной визит, мои самые первые слова в ее сторону в каком-то кафе на чьем-то дне рождения («а чо, где тут поссать»), последние кинопросмотры, любимую музыку, ненавистные книжки, поход к стоматологу, поход в клуб с подружками, наркотики, алкоголь, мытье посуды, грязный пол в прихожей, педикюр, маркетинг, соседскую девочку-пианистку, подружкиного мальчика-менеджера…

…и так сотнями электронов чуть ли не каждый день. Я стал нервничать от каждого пиканья, оповещающего о приходе нового электронного письма, и отключил агрегацию почты из ящика, адрес которого был ей известен. Теперь в этот ящик я заходил, как в холодную воду – после глубокого вдоха, решительно, но без удовольствия.

— Зачем ты мне пишешь, я же почти никогда не отвечаю
— Мне нравится тебе писать. А что, нельзя
— Да нет… Можно. Но не нужно.
— Нужно или нет, я уж сама решу.
— Я не могу тебе запретить. Но я прошу – не пиши, прекрати!
— И не подумаю. Терпи.
— Блядь. Давай лучше чаще видеться и разговаривать!
— Сомнительно. Мы почти не разговариваем, когда видимся.
— Да А что мы делаем
— Молчим. Курим. Бухаем. Трахаемся. Очень современно.
— Все
— Все.
— Точно
— Почти.
— Ага!
— Изредка мы говорим. Как сейчас. Про то, чтоб я тебе не писала.
— Блядь. Ну так и не пиши!
— Я устала от этого разговора.

Она писала, что у ее кошки началась течка, машина сломалась и требует ремонта, дорогу во дворе перегородили, отключили фонтаны на зиму, в предпоследний раз со мной у нее не было ни одного оргазма, в магазине по соседству перестали продавать свежее мясо, младший брат совсем вырос и скоро поедет в Москву поступать, подруга Вера решает, как быть с нежелательной беременностью, я не умею целоваться, надо сходить к врачу, а то родинка на груди потемнела, папа строит дачу, у подруги Лены молодой человек – мудак, на работе скучно, ей не нравится моя новая футболка, скоро в отпуск, в ЖЖ докопался какой-то дебил и комментирует каждый пост, надо похудеть немного, скололся кусочек верхнего клыка, руки грубеют, солярий подорожал…

Каждый вечер на работе я закрывал на рабочем столе ноутбука все окошки кроме IE, вздыхал, тер глаза, выключал музыку и заходил в тот самый почтовый ящик. Пару-тройку раз в неделю среди спама, рассылок и редких писем по делу или от друзей было несколько абзацев от нее. Я читал, иногда односложно отвечал что-нибудь, если она позволяла себе пару прямых вопросов, снова просил не писать мне, захлопывал крышку ноутбука и шел за пивом.

— Слушай, я правда не понимаю, зачем ты мне пишешь!
— Ну пишу и пишу, тебе жалко
— Да нет…
— Ну и все тогда. Я пишу, ты читай. Чего проще
— Слушай. Между нами ничего никогда особенно не было…
— Я разве отрицаю
— В смысле, ты мне нравишься. Но…
— Да все нормально. Меня все устраивает.
— Не знаю, как сказать.
— И не говори тогда.
— Не перебивай. Мне сложно объяснить, но меня смущает это все.
— Господи, да нечего смущаться.
— Я не то чтобы…
— Да успокойся уже.
— А ты прекрати мне писать столько! Пиши меньше. В пять раз. А лучше в десять.
— Нет. Отлезь.

Она писала, как собирала смородину у знакомой на огороде в Подмосковье, страшно бывает иногда одной дома, если под окнами кто-то орет, глупо рассталась с последним постоянным молодым человеком, косо смотрят на нее коллеги, когда она приходит не выспавшаяся после моего ночного налета, достали соседи, вкусно пахнет верба, неизвестно почему подорожали огурцы, много глупостей ей шлет мама по электронной почте, нелепо выглядит Ира из соседнего кабинета в своей новой блузке, трудно выбрать музыку для прослушивания в машине, горчит кофе по утрам, надрывно плачет кто-то этажом выше каждое воскресенье, скрипит входная дверь, скрипит дверь в ванную комнату…

Однажды после прочтения очередного письма я поехал к ней трезвый. Кристально. И даже, кажется, не с похмелья. И в 8 вечера, а не в 4 утра. Она так удивилась, когда дверь открыла. Только с работы, полураздевшаяся — в юбке, чулках и лифчике. При макияже. Из накрашенного рта торчала крабовая палочка. Я вошел, она быстро недоверчиво выглянула за дверь, нет ли там пакета с бухлом из ближайшего супермаркета. Я разулся, прошел на кухню и попросил кофе. Она недоверчиво покачала головой и щелкнула тумблером электрического чайника.

— Слушай, я придумал.
— Чего придумал
— Как с тобой быть.
— Ого. Ну валяй, рассказывай.
— Для проформы дежурная просьба. Не пиши мне больше!
— Все равно буду.
— Ок. Я так и думал. Тогда слушай… Да сядь ты! Не мельтеши!
— Ну сейчас, кофе твой сраный сделаю.

Я закурил. Она достала две рекламных красных кружки Nescafe, насыпала в них сахара, сухих сливок и гранулированного кофе, сунула ложечки. Плеснула кипятка из щелкнувшего чайника. Поставила все на стол, тоже закурила, села, поболтала серебром в своей кружке, отхлебнула, сочно затянулась ментоловым дымом, резко выдохнула и выжидательно уставилась на меня. Я тоже помешал свой напиток, делая вид, что держу театральную паузу, а на самом деле окончательно собираясь с духом и подыскивая слова.

— Давай будем решать проблему постепенно…
— Нет никакой проблемы.
— Не перебивай.
— Нет никакой проблемы.
— Хорошо, не проблему. Недопонимание.
— Тоже сомневаюсь…
— Да дашь ты мне сказать, а Какая разница Ты же понимаешь о чем я!
— Ну ок. Не злись.
— Ладно. В общем, давай так. Не пиши мне для начала одну букву. Любую. «О». «К». «А». Вот, лучше «а», по алфавиту пойдем.
— Чо
— Ну просто не употребляй эту букву в письмах ко мне. Вообще. Пробел вместо нее ставь. Или точку. Или многоточие. Или дефис. Или слитно пиши, пропускай. Не важно. Убей ее. Сотри. Растопчи.
— Зачем
— Перейду на твою аргументацию – тебе жалко
— Да нет, в общем.
— Договорились
— Договорились.
— Точно
— Точно!
— Железно
— Да блядь!..
— Все, все. Понял. Ок. Тогда…

Мы немного помолчали. Допили кофе. Выкурили еще по одной в тишине.

— Я за ромом схожу. А то как-то непривычно. Тебе чего-нибудь особенного
— Колы.
— Все
— г
— Что
— «Ага», без букв «а»…
— Бля-а-а-а.
— Сам захотел.
— Не вопрос. Я быстро.
— Презервативы возьми, я больше не на таблетках, — крикнула она, когда я обувался.

В следующем ее письме не было букв «а», ни одной, даже в автоматической подписи. Среди рассказа о кабачках, сигаретах, диване, мастурбации, душевой в спортклубе, шампуне, дверных ручках, дуре из кадров, начальстве, платной автостоянке, скидках на джин в дискаунтере неподалеку, гаишниках, отчиме, бретельках, шлепанцах, гей-порно, свидетелях Иеговы, Пскове, паутине на потолке, швабре и прочем она испробовала все предложенные мной варианты замены, выбрав в итоге собственный способ – две точки.

Впервые за многие месяцы я даже улыбнулся корреспонденции от нее. Ближайшие пару недель я с забытым удовольствием и нетерпением заходил в почтовый ящик, куда к тому моменту никто кроме нее и спамеров уже не писал.

..нн..

Потом я попросил ее продолжить. Не употреблять «б». Несколько дней мы спорили – в постели, в почте, по ICQ. Нет, она не противилась, ей тоже понравилась эта забава, но предложила сначала убрать из переписки все гласные, а только потом перейти к согласным. Я же настаивал на неукоснительном соблюдении алфавитного порядка. Я победил.

«..лядь!» — начиналось ее следующее письмо. Это была первая красочная эмоция, переданная ей мне эпистолярно.

Потом, как несложно догадаться, мы удалили «в». Затем, подсказывает логика, «г». «Д». «Е». Букву Карамзина мы, наоборот, решили оставить. Вернее, ввести в оборот – до того мы оба, повинуясь современным поветриям, «ё» в письме не употребляли.

Сначала мы убивали по букве в две недели. Но где-то к десятому уничтожению перешли на еженедельную скорострельность.

Она писала, мол, ….лёный ..орош..к .. ….нк..х ст..л со..с..м н.. т..кой, к..к р..ньш.., ……..р….л..сь м..сячны.. н.. полторы н..д..л.., но прон..сло, по..ключ..л.. к……льно.. т..л……….н…., ..ык..нул.., н..кон..ц, ..с.. ст..ры.. н..ну..ны.. кн….к.., ё….ный н..сморк ..утко ..ост..л, хо..яйк.. к….рт..ры по..нял.. опл..ту, но н.. со..л..ш….тся н.. косм..т..ч..ск..й р..монт «.. попол..м», но..ый м..льч..к К..ш.. н.. р….от.. с..мп..т..чный, стр..нно ..у….т м..кро..олно..к.., н.. ост..лось н.. о..но..о п..рного чулк.., н….о куп..ть но..ы.., хот..л.. ..ы ……..ст.. ш..нш..ллу, но н.. ..н….т, к..к отр……..ру..т кошк..…

Через пять или шесть писем я перестал разгадывать этот шифр. Намекнул на то, что игра себя исчерпала, но получил ответ: «Н..т у..!»

Читать ее письма снова стало совершенно невозможно. Но уже из-за формы, а не из-за содержания. Но я снова читал. Каждый раз. Точки множились, буквы прятались, смысл ускользнул давно. Но она писала, а я читал.
А она писала.
До тех пор пока буквы не кончились совсем. Даже только-только обретеное «ё» она все-таки уничтожила. Но после «я».

Последовали три недели тягостного молчания, но она вспомнила про знаки препинания. И методично расстреляла их все. Начав с запятой. А вот после смерти восклицательного знака в почтовом ящике, куда приходили письма только от нее, наступила тишина. Мертвая. Правда мертвая, не фигурально выражаясь.

Романтическая история, наверное, закончилась бы не на этом. Наша, впрочем, тоже на этом не завершилась. В романтической истории я бы, конечно, скоро осознал, как мне на самом деле не хватает ее писем, весь измучился, умолял бы всеми доступными средствами связи снова написать мне. Мы бы стали видеться днем, а ночью сидеть под летним дождем на теплой крыше без спиртного. Возможно даже, это была бы любовь. Ну или как минимум возобновление переписки, например, голубями.

Но на самом деле мы просто перестали переписываться не только почтой, но и остальными способами – не было темы. Я приезжал к ней еще некоторое время. Естественно, пьяный и под утро. Снова просил не писать мне, она смеялась и кусала меня за палец. Потом у нее появился какой-то мужчина. Полтора раза мы даже наставили ему рога (полтора – потому что однажды был слишком уж пьян и заснул во время петтинга). Наконец, она попросила стереть ее телефон из памяти моего мобильного. Я немного пожалел красивую запись «…………….. ……..», но стер.

Случайно вспомнив через некоторое время про злополучный почтовый ящик, я удалил его за ненадобностью.

Ну и все – так тоже бывает.