— Станция Рассвет, ответьте! Станция Рассвет, вас вызывает Хьюстон! Станция Рассвет..

Ох, как долго это продолжается. Голова уже трещит от непрерывного повторения и позывных. Мне кажется, что я лежу здесь вечно в позе эмбриона — прикованный к антиперегрузочному креслу, связанный по рукам и ногам ремнями безопасности. Во рту отвратительный привкус желчи. Горло сухое, как будто я пробыл неделю под палящим солнцем пустыни. Отдал бы сейчас не думая любые сокровища за глоток простой воды.

Перед моим взором долгое время находился иллюминатор. Так как станция вращается, в нём постепенно сменяют друг друга Земля, Луна и Солнце. В остальное время видны только холодные гирлянды звёзд. Иногда проносится космический мусор — обломки фюзеляжа, оставшиеся после аварии, обрывки солнечного паруса и изогнутая, искорёженная до неузнаваемости парасоль. Судя по всему, станцию постепенно притягивает к Земле, и скоро мы рухнем. Её сожжёт в верхних слоях атмосферы вместе с единственным уцелевшим пассажиром. То есть вместе со мной.

— Станция Рассвет, отчитайтесь о потерях. Код два-два-триста! Чрезвычайное положение! Станция Рассвет!

Передаваемый с Земли сигнал рассчитан не на экипаж, а на искусственный интеллект станции. Ясное дело, что после такой аварии не мог уцелеть никто. Мне просто невероятно повезло. Однако ИИ не отвечает. У меня же вывихнута челюсть от резкого удара о переборку, и всё, на что я способен — издавать нечленораздельное мычание иссушенным горлом. Господи, как хочется пить..

Мимо в очередной раз пролетает бортинженер. У него сломан позвоночник. Глаза выпучены в предсмертной агонии; наружу вывалился длинный малиновый язык. Похож на клоуна из фильма ужасов. Привет, Майк. Оу, привет, Юра, как дела Да ничего, лежу тут, прохлаждаюсь, как сам видишь. Только жутко хочется пить. А у тебя, дружище Да ничего, описываю цикличную окружность внутри вдребезги разбитой космической станции Рассвет, ударяюсь о переборки и таращусь на тебя, такого смешного в этой хреновине из ремней. Что, застрял, да Ну извини, чувак, ничем не могу помочь. Ну всё, я полетел, до встречи.

Самое ужасное то, что я действительно слышу отголоски мыслей Майка. Середина 21-ого века, мать вашу, у всех в мозжечке установлены микроимпланты для быстрой связи и интернета. Так вот, все члены экипажа связаны меж собой на подсознательном уровне. Иначе говоря, мы слышим мысли друг друга. И теперь до меня доносятся отголоски предсмертных ощущений бортинженера. Вот он жалуется, что концентрат совсем не отдаёт клубникой (в момент аварии он ел протеиновый концентрат из тюбика). Думает о жене Линде, оставшейся где-то внизу, в штате Алабама. Немного о сексе. Немного о страхе перед космической пустотой, спрятавшейся за трёхсантиметровым фюзеляжем. Потом резкий удар, тряска, мгновенный испуг и тьма. Майку сломало шею, как кузнечику. Я в тот момент сидел в антиперегрузочном кресле и отрабатывал посадочные манёвры на симуляторе. Поэтому, собственно, и остался в живых. Ведущий за перемычку шлюз автоматически закрылся, за ним пробило стену осколком космического мусора. Неодетые в скафандры члены экипажа быстро погибли от удушья и декомпрессии лёгких.

К сожалению, в связи с проводящимися на станции Рассвет экспериментами мой нейроимплант отключен от сети. Хотя, наверное, было бы забавно описать сейчас свои ощущения на своей страничке в Фейсбук. Получил бы сразу полмиллиона подписчиков, хех. Люди любят подобные зрелища — медленно умирающий от жажды на орбите космонавт, вынужденный сидеть привязанным к чёртову креслу с невовремя заклинившим механизмом.

— Станция Рассвет! — не перестаёт бубнить скучный голос диспетчера, — отчитайтесь о потерях. Код два-два-триста..

О переборку со стороны шлюза бьются человеческие тела. Это капитан Цинь Ли, биолог Франсуаза Деллон, космический турист Том Робертс. Все мертвы. Особенно не повезло Тому. Какая горькая ирония — заплатить 15 миллионов баксов, чтобы так ужасно умереть.

Мне холодно. Дыхание вырывается облачками пара, оседает инеем на подбородке и закостеневшем воротнике униформы. Я немного шевелю руками, насколько позволяют ремни, чтобы хоть как-то согреться. Ноги задубели так, что я не ощущаю пальцев. Надо что-то с этим делать, но в моё помутнённое сознание не приходит ни одной идеи.

— Юра Юрий Алексеевич, ты меня слышишь

Что за.. Поворачиваю до упора голову, чтоб разглядеть передатчик. Сенсорная панель мигает зелёным огоньком.

— Юра! — вторит знакомый голос, — это Владислав Николаевич Темнухин из РосКосмоса. Мы знаем, что ты жив. Удалось расшифровать испорченный сигнал со станции, который успел отправить ваш ИИ перед тем, как вышел из строя. Юра! Юрий Алексеевич! Слушай меня внимательно! Я знаю, ты думаешь, будто положение безвыходное. На самом деле это не так. Скоси глаза вниз, в правый нижний угол.

Следую его указанию. Там моя собственная рука и панель управления симуляционной системой. Я уже несколько раз пытался с её помощью взломать механизм замков, сковывающий моё тело, однако ничего не вышло. Проклятая электроника чересчур сложна для моего понимания.

Загадочный Темнухин (хотя не такой уж и загадочный, мне кажется, я встречал его на одной конференции) диктует, повторяя некоторые слова по несколько раз, а я прилежно следую сказанному. Видимо, Темнухин проектировщик корабля и главный айтишник. Система поддаётся, с её помощью я перепрограммировал отсек на прямое ручное управление и вышел напрямик на кресло. Одно простое нажатие на сенсорную клавишу — и замки разомкнулись, а я выпал в объятия невесомости.

Как хорошо.. Тело сразу заныло, с ног до головы пробежали колючие булавочные уколы. Я ухватился за перила у потолка (или у пола) и подтянул себя ближе к шкафу со смесями. Расшвырял соки, йогурты, достал тюбик с простой водой и жадно выхлебал её, давясь, рыгая, разбрызгивая по отсеку сферические капли воды. Помещение залило ослепительным светом — это в иллюминатор заглянуло Солнце. Система затонировала стекло, но всё равно свет был ярким до ужаса. Меня это только радует. Я рад и солнцу, и воде, и собственной дееспособности. Только дико болят лицевые кости. Ничего, с этой болью я уже свыкся за последнее время.

«Владислав Николаевич, едва могу говорить, видимо, сломана челюсть. Пишу на клавиатуре. Спасибо вам. Я жив, я спасся. Что мне делать дальше»

— Тебе необходимо отомкнуть затвор шлюза. Перед этим найди скафандр. Он..

«Я знаю, где он.»

Современные скафандры куда удобней своих неуклюжих прародителей. Одеваю на голову невесомый шлем, сделанный из неустойчивой молекулярной материи. По приказу он обволакивает моё тело плёнкой, гибкой, но невероятно твёрдой, сохраняющей тепло и кислород. На спину пристегнул баллон сжатого воздуха. Шлем связывается с имплантом, на краю зрения загораются базисные строки — биопсия, количество кислорода, заряд костюма. Включается интернет. Быстро пролистываю сообщения, печатаю жене дежурное «всё нормально, не волнуйся» и отключаюсь. Глотаю горсть нейростимуляторов и обезболивающих.

— Юра, — голос Темнухина звучит теперь в моей голове, — станция через два часа войдёт в стратосферу. Найдёшь посадочный модуль

Найду, как же, Владислав Николаевич.. Передо мной открывается гермозатвор. Там, в непроницаемой темноте, подсвеченной красными точками аварийных огней, толкутся трупы. Воздух из моего отсека засасывает в соседний, расталкивая мертвецов, заставляя их похолодевшие тела двигаться. Они словно пляшут ужасный танец-мортале. Франсуаза отлетает к дальней переборке (совсем рядом с дырой в человеческий рост, за которой мерцает ужасная бездна космоса), бьётся об острый угол шкафа. Голова её раскалывается, как арбуз. Синеватые мозги не колышутся подобно желе, а разлетаются ледяными осколками. Том забавно двигает рукой, как бы отдавая мне салют. Я понимаю, что в этом нет ничего смешного, но, видимо, сказалось напряжение последних часов — меня пробило на истеричный хохот.

— Юра Юра! Твои показатели..

Заткнись, пожалуйста.. Я отключаюсь. Когда-нибудь я извинюсь перед этим, судя по всему, неплохим мужиком. Если выживу.

Итак, посадочный модуль. Дырку в фюзеляже заткнуло телом Франсуазы, она сейчас шевелится там, будто кошмарный синий осьминог. Жутковатое зрелище. Врубается запоздало сирена и оглушительно воет, обдавая коридоры мёртвого корабля спазмами ультразвука. Пробираюсь по отсекам, натыкаясь на мусор и человеческие останки. Очень холодно, терморегуляция скафандра плохо настроена. На экран поступают сообщения с Земли. Мама пишет, что она меня очень любит.

Блядь, где же этот ебаный рычаг.. Уже техносигулярность на пороге, а они всё не могут придумать нормальные нескользящие части механизмов. Хотя говорят, что подобная ручная система очень надёжна. Необходима только пара рук, способная повернуть румпель, отсоединяющий одну часть станции от другой.

Нахожу клятый рычаг, цепляюсь в него закоченевшими пальцами и тяну, со всей мочи тяну на себя. В ушах отдаётся собственное сердцебиение. Оно стучит в такт ритму окружающей среды — завыванию сирены, приглушённым крикам с Хьюстона, пульсации холодного безразличного пространства за пределами хрупкой скорлупки, построенной людьми. Звёзды подмигивают, будто бы подбадривая, я дёргаю ручку и наконец поворачиваю рычаг.

Вспомогательный модуль мягко оттолкнулся от основной массы корабля. Сразу набирает разгон и идёт на бреющую посадку. Наверное, приземлюсь где-нибудь в Сибири, как некогда знаменитый Леонов с компаньоном. По бокам раструбы плюются сгустками газа, давая правильное направление маленькому болиду. Я пристёгиваюсь, выключаю штурвал и отдаю управление автопилоту. Что будет, то будет.

Перед столкновением с верхним слоем атмосферы глаза на мгновение устремляются туда, в космос. Звёзды больше не мигают, а лишь бесстрастно смотрят сквозь меня. Синеватая оболочка Земли стремительно приближается. Раз, два, три..

Надеюсь, я выживу.

©