– Бесконечное число математиков заходит в бар. Первый заказывает одно пиво…

– бесконечное число математиков заходит в бар. первый заказывает одно пиво... послышался шорох. девушка тревожно оглядывается. она испугана: я вижу, как ее тонкие пальчики дрожат. – кто тут –

Послышался шорох.

Девушка тревожно оглядывается. Она испугана: я вижу, как ее тонкие пальчики дрожат.

– Кто тут – спрашивает она у темноты. Но никто не отвечает. Мрак окутывает нас, скрывает от любопытных глаз, успокаивает наши нервы.

Все снова тихо.

– Бесконечное число математиков заходит в бар. Первый заказывает одно пиво. Второй – половину кружки, третий – четверть. Бармен отвечает: вот дурачье! И наливает две кружки.

И снова что-то щекочущее, расширяющее сосуды моего мозга, разливается в моей голове, растворяется внутри моего черепа, и мне становится приятно и сладко – мой рот открывается, губы искривляются, и громкие, гортанные звуки вылетают из меня.

Это называют смехом.

Потом, после смеха, мне вновь становится стыдно: за то, что я сюда снова пришел, что я сижу и слушаю ее шутки, что я мерзко и гадко содрогаюсь от каждой из них, и издаю эти противные рокочущие звуки. А она, эта распутная девка, уже протягивает руку:

– Это был последний анекдот. Время платить.

***

– Как же ужасно, – говорит моя мать. – Смеяться. Разве Иисус смеялся Разве наши предки смеялись Разве животные смеются Нет. Все вымрут, если разрешат налево и направо шутить шутки и читать анекдоты.

По телевизору репортаж. Показывают, как задержали очередного комика.

– В самых омерзительных трущобах обитал этот комик по кличке «Задорный», – говорит репортер. – Он шутил про тупых американцев и про русскую смекалочку. Но Россмехконтроль смог задержать его, а также несколько мешков, набитых самыми омерзительными шутками и каламбурами.

– Не знаю, – пожимаю плечами я. – Конечно, тяжелые шутки, вроде анекдотов можно запретить, но…что, если разрешить легкие и вызывающие улыбку каламбуры Как в Голландии.

– На Европу только не смотри, – хмурится мать. – У них там в Европах много чего можно. Ты слышал про этих улыбчивых Начинают с легких каламбуров, а заканчивают многочасовыми стендапами. У нас и так уже школьники анекдоты употребляют. Что там у них модно Ржевский Чапаев

– Не, Чапаев – это анекдоты вашей молодости, – улыбаюсь я. Но внутри меня все горит от стыда. Я же обманываю свою маму: сейчас я сижу спокойный, расслабленный. А еще вчера был в той грязной вонючей комнате и предавался греху – слушал анекдоты про математиков, гаишников, армию и того самого Ржевского. И смеялся, смеялся, смеялся…

***

И снова я тут, в тесной крошечной комнате, где стоит одна кровать, где грязные облезлые обои. Снова с этой распутной и давно опустившейся женщиной. Но теперь в последний раз. Это я решил точно. Я по-настоящему подсел на анекдоты, и пора с ними покончить. Говорят, это сложно: у человека начинается ломка, он вспоминает шутки, которые слышал раньше, придумывает новые. Но если хватит силы воли…

– Умирает старый еврей, – шепотом говорит девушка. – Говорит жене: «Мой серый костюм отдашь Изе». «Нет, лучше Якову», – возражает жена. «Сара, я хочу Изе». «А я хочу Якову». «Слушай, Сара, кто таки умирает: ты или я»!

Я хмыкаю.

– Слышал это, – говорю я. – Уже давно.

– Прости, – говорит она. – Сегодня свежего товара нет, из-за этого Россмехконтроля. Он изъял все книжки с анекдотами…

Я встаю и иду к выходу. Все, хватит с меня. Пора бросить анекдоты.

– Стой! – кричит девушка. – Прости, ты заплатил, а я…я еще могу тебе дать шутки. Ты же у нас постоянный клиент, да

***

Темный зал, в нем – огромное количество людей. Мы кое-как протискиваемся, работая локтями.

– Вот, смотри на сцену, – шепчет девушка.

На сцену выходит солидный человек с микрофоном в желтом пиджаке и в белой шляпе.

– Это местный смехобарон, – говорит девушка. – Сейчас он начнет.

– Пригласили меня участвовать в телевизионной передаче «Чудеса на поле», – начал он, выпучивая глаза и произнося слова каким-то нарочито глупым тоном. – Ну вы её знаете, там ведущий всё время с усами ходит. Я, говорит, Кубович! Ну а я Квадратич!

И я смеюсь. И мы с девушкой смеемся. И весь зал смеется, закатывается, орет в голосину, животики надрывает – все мы принимаем участие в этой оргии, нарушаем все правила и законы – как самые последние извращенцы и моральные уроды.

… – И последнее, – говорит ведущий. – Как разделить пук на пять частей
– Пукнуть в ладонь! – вдруг вырывается у меня. Ведущий смотрит на меня пронизывающим, анализирующим взглядом и долго молчит.

Когда мы уже уходили, ко мне подошел человек в смокинге и в черных очках. Он сказал, что меня хотят видеть и повел длинными узкими коридорами.

Мы пришли в маленькую едва освещенную комнатку. В ней на деревянном стуле сидел ведущий недавнего стендапа.

– Здравствуй, – сказал он. – Откуда ты знал ту последнюю шутку Про пук в ладонь

– Не знаю, – растерянно отвечаю я. – Просто…это было так логично. Так должна была завершиться шутка: глупо и одновременно гениально. Понимаете Я пять лет слушаю анекдоты, и во всех есть…какая-то внутренняя гармония, свои ноты, свои тона. Как у музыки.

– Меня зовут Петросян. Ты не хочешь поработать на меня – вдруг спросил ведущий. – Ты должен будешь писать шутки. Как получится. А сам будешь иметь доступ ко всем юморескам, хранящимся у меня в библиотеке. Поверь уж, там их много!

– Я бы с радостью принял ваше предложение, но не могу, – вздохнул я. – Я просто…решил бросить это. Бросить анекдоты. Я зависим от них. И это…это неправильно.

– Разве – он пристально смотрит на меня, и его взгляд гипнотизирует меня, убеждает принять его предложение. – А ты никогда не думал, насколько растяжимо понятие – общественная норма

– Что

– Сегодня это неправильно, а завтра – нормально. Еще вчера секс до свадьбы – это грех, а сегодня – нормальная практика. Разве не так было Разве общество не меняет свое мнение каждые десять лет

– Меняет, конечно. Но…

– Нет, дослушай. У нас же разрешены героин, метамфетамин. Их продают совершенно серьезно. А представь, если бы их запретили. Ведь же они действительно вызывают зависимость! Из-за них разве не умирали люди

– Умирали, – хмурюсь я. – Но если принимать в правильных условиях…И вообще, наука подтвердила безопасность…

– Наука! Да они просто подкуплены корпорациями! Правильные условия! – вскричал он. – Разве ты не понимаешь, кто – это самое общество, постоянно меняющее свое мнение Это безвольные тряпки. Тряпки, которым можно втюхать все, что угодно. Что и делают крупные компании. Они сказали, что героин безопасен – и его покупают эти мямли. Сказали, что смех вызывает зависимость – и они его боятся, как огня. Вы просто не можете думать своей головой! Вам нужен строгий и суровый дядя, который говорит, что можно, а что нельзя. Тогда вы, как настоящие овцы, пойдете за своим главарем. Вам всегда нужно на что-то полагаться: на телевидение, на политиков, на науку, на школу. Вы не можете думать сами, принимать сами решение.

Он замолчал.

– Всегда были люди, которые придумывали анекдоты. И всегда были те, кто над ними смеялся. Люди из высших слоев общества приходят ко мне, чтобы насладиться шутками про тещу и армию. Это всегда было и будет. Так что, решайся, – произнес он. – Неужели ты думаешь, что смех действительно так опасен для человека Если нет, то принимай мое предложение.

***

– Вы меня звали – спросил я.

– Да, – кивнул Петросян. – Ты хорошо поработал. Последний стендап прошел на ура. Однако, у нас завелся предатель.

– Дверь позади него открылась, и охрана в черных смокингах ввела мужчину в одних трусах. Все его тело было покрыто синяками и ссадинами, а руки были связаны сзади.

– Это наш второй сценарист. И он предал нас, – произнес Петросян. – Он рассказывал о том, чем мы занимаемся, в Россмехконтроль, – Петросян достал пистолет. – А это значит, что он должен умереть.

– Нет! – закричал я. – Не надо! Не трогай его!

– Прости, – вздохнул Петросян. – В нашем бизнесе нужно идти даже на убийство.

Раздался выстрел.

Когда тело унесли, Петросян наконец заговорил:

– Скоро ты поймешь. Нет никакой морали и не было. Она только для тварей дрожащих. Но не для нас. Все можно и все дозволено, – Петросян спрятал пистолет, снял шляпу с крючка, надел ее. – Как раз, – усмехнулся он. – А ты подумай о моих словах.

***

– Ну что ты можешь сказать – спросил следователь. – Кто главный, кто рассказывал стендапы Нам нужны имена.

– Я могу рассказать лишь одно, – ответил я тихим голосом. – Рассказать, зачем цыпленок перешел дорогу и сколько адвокатов нужно, чтобы закрутить лампочку. Больше я ничего вам не скажу.

***

– В вас, гражданин, я вижу порочное и грязное создание! – воскликнул судья. – У вас в портфеле нашли несколько папок с каламбурами, но вы так и не признали свою вину! Это просто омерзительно! Ваше последнее слово перед вынесением приговора!

Я встаю. Обвожу зал взглядом. Трусливые люди, готовые надуть в свои штаны. Может, Петросян и прав – все они тряпки, которые ничего не могут. Им никогда не выйти из своих оков, они могут только сидеть на диване, смотреть телевизор и бесконечно жиреть.

– Русский, англичанин и немец попали на необитаемый остров… — начинаю я.

***

– Рассказать анекдот! Прямо в суде!

– Неудивительно, что его приговорили к смерти.

– И поделом ему! Такие мерзости выделывать!

Меня ведут в серое здание, огороженное колючей проволокой. Скоро все будет кончено. Меня заводят во двор. Солдаты заряжают винтовки. Я знаю, что это конец. Ко мне подходит командир и шепчет на ухо:

– Стюардесса перед первой брачной ночью сначала жестами показывает, как нужно действовать в случае неудачи, – он усмехается. – Привет от Петросяна. Тут все люди наши. Когда я махну рукой, беги в ту дальнюю дверь.

Он отходит от меня.

Я улыбаюсь.

Борьба только начинается.

© Большой Проигрыватель

Вам может также понравиться...

Добавить комментарий