Сорок первый год Четвертой Вехи со дня подписания Договора между людьми и антарами

На улицы Анарео пришел настоящий потоп.
Дождевые ручьи потоками стекали с крыш, покрытых старой, местами сколотой красно-коричневой черепицей, прямо на дорогу, под колеса медленно тянущихся автомобилей. Клаксоны то и дело заунывно призывали бросить все к чертям собачьим и провести остаток вечера в теплом местечке, где под промокшую насквозь куртку не задувает студеный ветер.

Тэм так и решил поступить.

До дома было еще далеко. Пробка грозила рассосаться только через полчаса-час, не меньше. Уж лучше просидеть это время в какой-нибудь кафешке, а потом спокойненько доехать по опустевшей трассе, чем безнадежно пялиться на снующие взад-вперед дворники, никак не справлявшиеся со своей непростой работенкой.

Сбоку спасительным маяком тускло блеснул свет желтого фонаря, висевшего над крыльцом питейного заведения под насмешливым названием «Счастливый вечер». Тэм присмотрелся; он не помнил, чтобы заходил сюда хоть раз, но в такую непогоду поиски достойного бара могли затянуться, и он, вздохнув, повернул руль направо.

Не успела дверца машины захлопнуться, как промозглый ветер швырнул ему в лицо горсть крупных ледяных капель, а прохудившийся ботинок мгновенно промок. Второй еще держался, но чувствовалось: если человек постоит еще хоть минуту, он проклянет тот момент, когда решил выйти на улицу.

— Антары тебя сожри! — выругался Тэм, и нахлобучив на голову капюшон, помчался к заветному входу. Ботинок мерзко захлюпал под его весом, чавкая набранной водой.

Колокольчики тихо зазвенели, едва он нажал на ручку, и теплый воздух, смешанный с табачным дымом, мягко пахнул на гостя. Массивный стол рядом с дверьми оказался свободен, и вошедший поспешил расположиться на деревянном стуле с высокой, грубо сколоченной спинкой. Тут же из ниоткуда появилась девушка в белом переднике.

— Кофе, покрепче и погорячее, — сообщил ей Тэм, и заерзал, думая об одном — насколько прилично будет сбросить промокшую обувь Ноги чувствовали позади мощный источник тепла — если осторожно пододвинуть ботинки, рядом с батареей они успеют подсохнуть, пока их хозяин греется на свой лад. Вряд ли посетители заглядывают под столы, решил Тэм, и нагнулся развязать шнурки.

Кто-то изо всех сил ударил его по плечу.

— Не, ну ты совсем, похоже, оглох! Кричу тебе уже битый час!

Тэм недовольно поднял голову. Сияя выщербленным ртом, в котором на видном месте не хватало одного зуба, над ним навис Дил — напарник с работы.

Дил был весьма неплохим парнем с одним-единственным недостатком — ему очень нравилось раздавать советы окружающим, особенно, когда об этом не просили. Несмотря на свои тридцать, Дил считал себя опытным, повидавшим жизнь во всей красе, и знающим, что сказать по любому поводу.

Девушка принесла кофе.

— Что-то еще — спросила она, быстро оценив обстановку и ненавязчиво кладя потрепанную винную карту на темно-коричневую столешницу.

— Ну ты даешь, не ожидал от тебя! В такую погоду не эту бурую жижу надо глотать, а чего покрепче. Предлагаю хлебнуть грогу, — и Дил придвинул к себе меню.

Тэм быстро прикинул — отвязаться от напарника не получится. Вряд ли Лита будет возражать, если он немного выпьет. Жена никогда не пилила супруга по таким поводам, но расстраивать её лишний раз тоже не хотелось.

Литу Тэм не то что бы любил — он её обожал. Они познакомились как раз в период достижения темноглазой красавицы второго брачного возраста*, и на свет появился их первенец — Лек. Больше детей супруги не планировали. Тэм и вовсе категорически не хотел, памятуя о существовании налога антарам, но так уж случилось, что год назад Лита вновь забеременела, и нынче младшенькой Шарлотте исполнилось три месяца.

А через два дня наступал срок внесения дуцента.

Каждый житель Анарео раз в три месяца должен был заплатить властям налог кровью. За детей до их совершеннолетия налог оплачивали родители. По желанию любой, достигший восемнадцати лет, мог сдать кровь за другого человека.

Так предписывал Договор, заключенный между людьми и антарами почти три с половиной Вехи назад.

— Хорошо, — не стал спорить Тэм.
— По грогу и все — покривив губы, поинтересовалась барышня в переднике.
— Какой по грогу! — вскричал Дил. — Неси бутыль! Я угощаю, — повернулся он к собравшемуся возразить Тэму, и звонкие сангвисы* нагло запрыгали по столу.
— Ого! — воскликнул тот. — Да ты, никак зарплату исхитрился получить

Дил важно надулся.

— А то! — и лихо подмигнул собрату. — Надо знать, с кем связи водить!

«Это постельные, что ли» — чуть не слетело с языка у Тэма, но он вовремя спохватился. Чего же ради отказываться от дармовой выпивки — лучше больше денег домой принести, особенно теперь, когда каждый медсанг* на счету. А уж с кем Дил водит шашни на работе, его не касается.

Оба мужчины работали на цементном заводе. Их основной задачей — впрочем, как и десятков подобных им людей — была доставка и погрузка мешков с цементом. Тэм устроился туда недавно, но уже успел надышаться серой, вздымающейся при перекладке мешков, пыли. Руки его погрубели и покрылись крепкой, тяжело смывающейся коркой. Зато платили здесь хорошо — он и пришел на завод только потому, что узнал о беременности жены.

Дил провел с цементом гораздо больше времени, и теперь частенько кашлял, словно стараясь выхаркнуть из легких набившуюся в них пыль. Впрочем, на расположении духа парня это никак не сказывалось — он по привычке лез куда не следует, заводил интрижки налево и направо, особливо с матотделом, и уже успел влипнуть в пару неприятных историй. Зато работник из Дила вышел преотличный — на него всегда можно было положиться.

Они выпили по пол-кружки для затравки, и Дил, начавший задолго до появления друга, спросил:

— А ты чего смурной такой Слыхал, недавно второй родился у тебя. Мои поздравления!

Это было сказано некстати. Тэм как раз размышлял над тем, как лучше оплатить дуцент. Точно были варианты. Придется идти ему. Лита после родов еще слаба — куда ей сдавать почти пол-литра крови, если не больше. Тэм посчитал — по двести миллилитров со взрослого, по сто за детей. Итого шестьсот. Больше нормы, но ничего, он справится.

Он недовольно что-то буркнул в ответ.

— А, понимаю. Помнится, ты второго не хотел ребятенка. Женщины, женщины. Все решают за нас. — Дил затянулся горячим напитком. — Твоя Лита ничем не отличается от других баб, как бы ты её не превозносил, дружище. Бабы они и есть бабы. Они разве думают, кто платить будет налог Кто будет кормить голодные рты Им главное детей подавай. Инстинкты их материнские удовлетворяй. А кто твой кошелек удовлетворять будет Мало антары крови нашей лакают, так и бабы еще больше высасывают. Вот они, наши истинные кровопийцы.

Таких высказываний Тэм выдержать не мог. Вскочив, он крикнул на Дила:

— У тебя, может, и высасывают! Что с тебя еще взять-то — мозгов нет совсем, одна дурь в башке твоей твердолобой!

Торопливо запихнул ноги в отсыревшие ботинки, швырнул на стол, не глядя, несколько медсангов. Этого было явно мало — выпил Тэм на большую сумму — но карманы опустели еще утром.

Хлопнул дверью, злясь на Дила и на себя. Ему было стыдно — и он не мог понять, отчего этот стыд никак не заглушался привычными подсознанию аргументами.

Поток машин на дороге поредел, поредел и ливень, превратившись в мелкий, нудный моросящий дождик. Тэм с облегчением повернул ключ зажигания.

…Домой он приехал в одиннадцатом часу вечера. Растрепанная Лита с малышкой на руках встретила мужа на пороге.

— Привет, любимый, — и чмокнула в небритую уже четвертый день щеку. Почувствовала запах спиртного, невольно отстранилась. — Проходи, умывайся. Ужин стынет. Будь только тише, пожалуйста, Лек уже спит, у него завтра какой-то важный экзамен.

Тэм заметил, что жена слегка отодвинулась от него. Злость потихоньку разгоралась в нем. Он умылся, переоделся, поставил ботинки сушиться. Мысль о промоченных ногах привела его в ярость.

«Надо было новую обувь брать еще месяц назад, — раздраженно подумал Тэм. — Теперь до выходных ходить в дырявой».

Он прекрасно знал, что вся прошлая зарплата ушла на лечение заболевшей Лотты, но это его никак не остудило. Напротив, как нарочно, всплыли слова Дила.

«А может, она и вправду… специально Специально забеременела Мы ведь с самого начала договаривались, что будет только один ребенок», — мелькнула тоскливая мысль.

Мужчина прошел на кухню. Лита уже уложила дочку спать и теперь ждала, пока супруг поужинает, чтобы убрать со стола. Когда вилка мужа вонзилась в горячую картофелину, Лита вскользь заметила:

— Послезавтра надо платить дуцент.

Тэм вспыхнул и с досады оттолкнул тарелку.

— Можешь представить себе, я помню об этом!

И только сейчас заметил, как сильно пылают щеки, как неровны движения жены, как пахнет на кухне разогревающей мазью.

Лита молча встала и вышла из комнаты. Тэм сжал губы — в нем проснулась совесть. Видимо, она заболела и поэтому хотела спросить, кто из них поедет сдавать кровь.

Обругав себя, он мысленно обрушился на Дила. Это напарник во всем виноват — наговорил ему с три короба, а Тэм теперь срывается на домашних.

Ковырнув еще несколько раз картошку, запихнул еду в холодильник. Аппетит пропал напрочь.

Лита лежала в их постели, отвернувшись к стене. Тэм потрогал разгоряченное от температуры плечо.

— Прости меня, — еле слышно прошептал он. — Я хотел сказать тебе, что сам сдам за всех этот проклятый налог. — И, нашарив в темноте худые руки жены, крепко сжал горячие ладони в своих — холодных, еще не успевших отогреться. Лита неслышно заплакала и уткнулась в грудь мужа.

***
Малышка словно обезумела — первый раз она заревела, когда Тэм только погрузился в зыбкий, ненадежный сон, и замолкала, только когда выбившаяся из сил Лита качала её на руках. Он пробовал сменить жену, но Лотта ни в какую не хотела отрываться от матери.

— Колики, видимо, — устало вздохнула женщина, провожая супруга до дверей.
Утро встретило Тэма злостной головной болью. Бессонная ночь давала о себе знать. Едва вставшее, но уже ослепительно светившее солнце било прямо по глазам.

«По крайней мере, ботинки сегодня не промокнут», — невесело подумал Тэм. Он залез в свой грузовичок, завел машину и поехал.

Шины легко катились по мокрой дороге. Еще два дня, и он, наконец, поедет покупать себе обувь. Настроение Тэма слегка приподнялось.

Мужчина даже принялся насвистывать что-то под нос. Левая рука немного онемела, и он встряхнул его. Затекла, видимо, спал неудобно. Тэм хотел усмехнуться, но почувствовал, что левая половина лица совсем его не слушается.

Перед глазами резко потемнело, и тело, затрясшееся в судороге, по инерции швырнуло на руль.