— Объявляется посадка на рейс 271 Москва-Стокгольм. Рейс 547 Лион-Москва задерживается на 40 минут.

Мы с женой переглянулись. Идея отправить десятилетнюю дочку в языковой лагерь казалась нам хорошей, пока мы не прибыли в аэропорт. По громкой связи уже в третий раз с интервалом в полчаса объявляли о задержке 547-го рейса.

Родители остальных детей кучкуются друг с другом: мамы возмущенно обсуждают халатность авиалиний, отцы молча переминаются с ноги на ногу. Я прикрываю глаза, устав вглядываться во взлетно-посадочную полосу сквозь оконное стекло. По нему наперегонки стекают капли дождя, искажая картину. Можно различить только кислотные цветные пятна — жилеты работников аэропорта. Жена осторожно трогает меня за руку.
— Не волнуйся, милая, — наощупь нахожу и сжимаю ее ладонь. — Еще сорок минут, и все обязательно прояснится.
Она молча вздыхает и открывает вкладку браузера на телефоне. Я не обижаюсь — пусть, если ее это успокоит. Интересно, какая погода над Францией..

Несколько минут проходят в тишине. Внезапно жена меняется в лице: я замечаю, как стремительно кровь отливает от подбородка, скул, ушей — и сразу же резко окрашивает щеки и кончик носа. Я еще не успеваю встревожиться, но она уже протягивает мне мобильник, тяжело дыша и не говоря ни слова.
«Поступила информация о крушении борта 547, летевшего по направлению Лион-Москва. По предварительным данным, лайнер попал в грозовой фронт, в него ударила молния. Весь экипаж и пассажиры, находившиеся на борту, погибли. Данные о жертвах уточняются. Следите за новостями.»
___

Воспоминания бешено мелькают в моей голове, словно кадры цветного кино. Вспоминаются почему-то только ясные дни. Солнце нестерпимо било в глаза, когда жена ворвалась в квартиру с заключением от гинеколога и вдруг остановилась как вкопанная прямо передо мной.
— Да.. — боясь поверить собственному счастью, выдохнул я.
Она лишь кивнула в ответ.
___

Первым словом дочки было, как ни странно, междометие.
— Ха! — однажды отчетливо вымолвила она на мою просьбу сказать»папа». Я так опешил схожестью интонации с собственной, что переспросил.
— Что-что, малышка Па-па
— Ха! — повторила малявка и утопала к противоположному краю манежика.
Я так и остался стоять на коленках с открытым ртом. В дверях раздался громкий хохот жены.
— Очень умильная картина, давно тут за вами наблюдаю, — сообщила она, вытирая руки о фартук.
— Ты это видела — я все еще был ошеломлен реакцией дочки и ее схожестью со мной.
— Конечно, видела, — ответила она, присаживаясь на пол рядом со мной. — Твоя точная копия.

___

Белые бантики, косички, огромный букет, кажется, больше нее самой. Школа с французским уклоном. Мы старались дать нашей дочери все самое лучшее, зная, что второго шанса не будет. Я обнимаю жену.
— Не могу поверить. Уже такая большая…
Она лишь счастливо улыбается, глядя мне прямо в глаза, щурясь от яркого солнца.
— Не могу поверить, что мы это сделали.
___

В голову врываются более ранние, черно-белые кадры.
Белый кафель больницы. Круговерть врачей. Слезы любимой. Бессонные ночи. Изломанные сигареты в пепельнице. И снова клиники. Анализы. «Сожалею», «ничем не смогу помочь», «простите», «у вас и вашей жены никогда не будет детей», «простите», «сожалею», «сожалею», «сожалею»…
И это бесконечное:
— Доктор, неужели совсем ничего нельзя поделать!
— Боюсь, ничего, молодой человек. Мне жаль.
Но она родилась. Вопреки всему. Я думал, с нами случилось чудо, но такие вещи происходят лишь в дешевых сериалах, видимо. Нашей дочери больше нет.

— Ааааааа! — отчаяние и бессилие накрывает меня с головой. Я с размаху бью себя кулаком по колену. Я не вижу горя, накрывшего родителей остальных детей. Не слышу криков женщин, не вижу рыдающих, черных от горя мужчин.

Лишь краем глаза замечаю, как, едва бросив взгляд на телефон, жена бледнеет и сползает по стене, теряя сознание.
Я бросаюсь к ней, телефон вибрирует в ее ладони. На дисплее высвечивается «Малышка».
Номер дочери.
Галлюцинации..
Но ведь их вижу не только я…
Силясь не сойти с ума, я отвечаю на звонок.

И слышу мужскую английскую речь.
Очевидно, спасатели нашли телефон на месте катастрофы.

Удивительно, думаю я, вот техника… Удивительно… Какие пустые мысли, однако, одолевают меня после гибели собственной дочери…
Мужчина в трубке на минуту замолкает. Видимо, я должен что-то сказать, но в голове пустота.
— Папа…только не ругайся, пожалуйста.
Пустоту прорезает голос дочки. Мой измученный мозг уже отказывается что-либо понимать.
— Папа, прости! — ее голос дрожит, чуть срываясь. — Я… Я отстала от группы, я…потерялась в аэропортууууууууу!.. — теперь она ревет в голос. — Паааааапааааааа!! Ну не молчи, только не ругааааайсяяяяяааа!.. Пааааап!!!!
Огромным усилием стараясь не разрыдаться сам, я шепчу в трубку:
— Все хорошо, малыш. Все хорошо, конечно, я не буду тебя…ругать… Где ты сейчас
— В по-полициииии!
— Дай трубку офицеру, милая.
В трубке вновь возникает мужской голос.
— Sir
Больше не могу держаться и ничего, ничего не понимаю. Почему-то по-русски я кричу ему:
— Отправьте ее домой! Скорее! Только непременно поездом!! Поездом, слышите! Или… Стойте! Я…я приеду за ней сам!

Конечно, поездом.
Я верю в чудеса. Все еще верю. Но не хочу больше проверять лояльность вселенной. Я не хочу больше испытывать судьбу.