Основа всего творчества Достоевского — это искусство страдания. И нет, Фёдор Михайлович был далёк от садомазохизма, дело было в другом.

Фёдор Михайлович считал, что страдание есть сомнение, есть отрицание. Страдание — да ведь это единственная причина сознания. А как ещё без сознания жить великому русскому литератору То-то же. От этого всё и шло.

Достоевский страдал час за часом, день за днём, месяц за месяцем, год за годом. Чем больше Достоевский страдал, тем больше писал, поэтому, постоянно применяя данный метод, Достоевский работал не переставая.

И вот, пишет он, значится, «Преступление и наказание». Пишет и страдает. Сначала переживал за главного героя, потом переживал за старуху, потом за Соню Мармеладову. И за Свидригайлова успел поволноваться, и за Порфирия Петровича. Переживает и страдает.

Или вот «Идиот». Попереживал за князя Мышкина, за Лизавету Епанчину. Переживал за Фердыщенко. Хорошо так пострадал, потом даже отдохнул немного.

Но время шло, и , как оказалось, страдать постоянно было достаточно тяжело. К каким-либо мукам Фёдор Михайлович со временем привыкал и страдания прекращали его мучить, да и писать в связи с этим стало тяжелее. И вот идёт Достоевский по улице Петербурга, где, кстати, очень хорошо страдается, смотрит — мальчонка в обветшалом пиджаке, весь худющий, грязнющий. Подходит к нему и спрашивает:
— Страдаешь
— Да, Фёдор Михайлович. Кушать нечего. Дайте копеечку-то, Фёдор Михайлович. На буханочку-то хлеба.
А Достоевский смотрит таким взглядом на него тяжёлым, будто бы только с войны вернулся.
— Давай я тебе, мальчик, лучше бумажку дам, ты чего-нибудь напишешь, а я тогда тебе за это монетку.
— Но Фёдор Михайлович…
— Никаких «но». Давай пиши.

И маленький голодный мальчик сел и начал писать. Написал он коротенький рассказ, буквально на половину странички. Достоевский хмуро на него посмотрел, прочитал рассказ и в конце даже поднял бровь. Удивился.
— Очень хорошо написано. Вот тебе денежка на хлебушек.
— Спасибо, дядя Федя!

А мальчишка суть понял, много чего потом в своей жизни написал. Но страдать ему не хотелось, хотя русской душой проникся, поэтому просто писал в своё удовольствие. «На дне», наверное, вы у него читали

Но Достоевский продолжал страдать. Сначала за душу человеческую. И за старушку из соседнего дома. И о тяжкой доле простых рабочих. И за каторжников. И за царя. Потом за людей в Петербурге. Потом за Петербург и людей, потом и за Поволжье, потом и за Урал, и за Дальний Восток и за всю Россию. И за весь мир пострадал, даже до параллельных Вселенных дошло. Постепенно, организм Достоевского выработал мощнейший иммунитет к страданиям. Он стал улыбаться, перестал ходить с вечно сморщенным лицом и даже стал рассказывать анекдоты.

Итак, изрядно повеселевший Достоевский начал писать «Братья Карамазовы». В самом начале, братьев вообще никаких не было, а ходил какой-то медведь по лесу и рассказывал пошлые анекдоты другим зверям. К чести Фёдора Михайловича, он вовремя заметил, что что-то идёт не так. Страдать душою уже было не за что, телом — тоже тяжеловато. Организм уже свыкся с простреленной ногой и парой отрубленных пальцев. Поэтому, Фёдор Михайлович принял решение в своём стиле.

Когда ему пришла идея вставить легенду о Великом Инквизиторе, Достоевский пошёл на ближайший вокзал, нашёл вагон с чугуном и уронил его на себя. Отлично! Теперь страданий хватит на какое-то время и можно спокойно работать!

К сожалению, мощи страданий упавшего на Достоевского поезда хватило лишь на половину притчи. Тогда тот крикнул машинисту:
— Мужик, будь другом, наедь на меня!
— Что! — машинист не услышал криков Достоевского из-за шумящего поезда.
— Говорю, наедь на меня! — чуть не срывая голос крикнул Фёдор Михайлович.
— Ну как скажешь!
И паровоз составом наехал на Достоевского.
— Огромное спасибо!

Великий русский писатель взял перо и продолжил: «…Есть три силы, единственные три силы на земле, могущие навеки победить и пленить совесть этих слабосильных бунтовщиков, для их счастия, — эти силы: чудо, тайна и авторитет. Ты отверг и то, и другое, и третье и Сам подал пример тому…»