— И чтобы я тебя здесь больше не видела!

— и чтобы я тебя здесь больше не видела! — это вообще-то моя квартира! я хлопнул дверью и сбежал вниз по лестнице. нужно успеть в офис, скоро встреча с клиентом. клиент прибудет в десять, на

— Это вообще-то моя квартира!

Я хлопнул дверью и сбежал вниз по лестнице. Нужно успеть в офис, скоро встреча с клиентом.

Клиент прибудет в десять, на часах — девять сорок пять. Переметнуться на другой конец города за пятнадцать минут — непосильная задача, и всё из-за чёртовой ссоры: вот уже в который раз Юля обвиняет меня в том, что я не уделяю ей внимание. Возможно, она права, в последнее время всё чаще задумываюсь, над тем, что даже не думаю о ней — нет желания.

Я работаю в отделе продаж, моя задача — улучшать жизнь людей. Мы — продавцы — вопреки общепринятому мнению не втюхиваем всякое барахло, чтобы выполнить план, — нет, мы выявляем потребности людей и предлагаем наилучшие способы их удовлетворения. Всю свою пятилетнюю карьеру я следую этой парадигме, однако мои, так сказать, коллеги, мыслят природу нашей профессии иначе — в русле клише: впарить любой ценой. Отсюда и конфликты в офисе. Но это всё мелочи. Главная проблема в другом: мне надоело.

Не знаю, что творится со мной в последнее время. Три года я работаю по двенадцать часов в день, сколачиваю капитал, веду полусемейную жизнь в съемной квартире с «любимой» девушкой — и тут на тебе — опостылело. Мне претят подлые рожи коллег в офисе, злят недоверчивые клиенты, раздражает капризное поведение Юли по вечерам. Сплошное разочарование.

— Почему так поздно!
— Я работал.
— Шлюх ты целовал, а не работал!
— И это тоже.

Брр!

Хлынул ливень. Промокший, я влетел в пустую маршрутку и сел на привычное место рядом с дверью возле окна. До встречи оставалось пять минут, мне не успеть вовремя.

Маршрутка оживала. Постепенно все места оказались заняты. В этом смысле мне повезло — я сажусь в самом начале пути.

Люди. Они скопились в маленькой маршрутке, не пощадив пространство. Эти мягкие массы, кряхтя, пыхтя и охая, давили друг на друга; каждый из них мучительно терпел стеснение, стесняя соседа; они облегченно вздыхали, когда кто-то выходил, но тут же разочаровывались: на каждого вышедшего приходилось двое вошедших.

Интересно в отстранении наблюдать за абсурдной агонией, однако же примечательна в данной поездке совсем не давка. Каждый раз, где-то на середине пути, в толпу втискивалась худенькая молодая девушка (я бы даже сказал, девочка), и поскольку я всегда сидел близко к входу, то стабильно уступал ей место. Так продолжалось месяц; дошло до того, что мы уже запомнили друг друга и она каждое утро приветливо мне улыбалась, несмотря на то, что мы не были знакомы.

Уступил ей место и в этот раз. Благо мне никогда не приходилось мучаться долго: через три остановки, на гастроэнтерологической больнице номер семь, мы оба выходили и шли каждый в своём направлении: я — в офис, она — в больницу.

Итак, перебежав улицу под дождём и промокнув второй раз, я всё же добрался до офиса.

Клиент сидел в переговорной и ждал меня уже десять минут. Он точно будет недоволен, как кстати, и я сам, ибо промок до нитки и злой из-за Юли. Радует лишь одно — с клиентами, которые приходят лично, довольно просто заключить сделку.

Но сегодня был явно не мой день. Сделка провалилась.

— Извините, мне нужно то же самое, только другое, — сказал клиент и вышел из офиса.

Провалить сделку с человеком, который почтил своим посещением офис, — тяжелейшая неудача. И в это утро она наслоилась на мою мокрую от холодного осеннего дождя рубашку, которая, в свою очередь, налипла на моё уничтоженное утренним скандалом настроение.

Завтрашний день меня уже ничем не удивит.

***

Сегодня всё повторилось. Скандал, чёртов дождь, провальная встреча — колесо сутолоки блеклых будней дало оборот. Я сидел в офисе за своим рабочем столом и, сжимая эспандер, пытался успокоиться.

Что с существованием В какой-то момент оно стало… инертным. Бесконечная череда однотипных событий произвольно самовоспроизводится, не обращая на меня внимание. В юности я мечтал о другой жизни — думал, стану художником, буду творить. Однако вот он я, вырос — и что Ничего. Живу не так как хочу, а чего хочу — не знаю.

Но, возможно, не я один такой несчастный. Девушка. Каждое утро, в затемненной маршрутке, я вижу её обреченное выражение лица, вялые, неуверенные движения, неприкрытую худобу. Изношенные кроссовки, одни и те же синие джинсы, старая куртка — ей, должно быть, нелегко. Она красива: неловко накрашенные красной помадой губы придают ей яркости, голубые, точно два граненых алмаза, глаза, источают молодость, волнами вьются каштановые кудри. Однако во всём красивом сокрыта трагедия, и я подозреваю, что в её желудке гнездится болезнь.

Из водоворота мыслей меня вытянула напарница. Она выросла передо мной внезапно с просьбой пересчитать план (я лучше всех управлялся с цифрами). Оперевшись руками на стол, она случайно уронила ручку и, однако, заметив это, продолжила говорить. Вот тут-то я и взбесился. Падла! Ты же видела ручку, МОЮ ручку, уронила её — и не подняла Мол, сам нагибайся, холоп Гордо выпрямив спину, она поцокала к выходу, виляя задом; ручка осталась лежать на грязном полу.

Я вскочил с места и поторопился за ней. Настигнув эту козу за её рабочим местом, я сказал:

— Валера, ты же уронила мою ручку!
— Меня зовут Лера, — спокойно поправила меня она. — Ручка закатилась под стол, я бы не достала.
— Но ты могла бы извиниться, — заметил я, пригрозив ей пальцем.
— Это всего лишь ручка, чувак… — она пожала плечами.

Я скинул ручку с её стола.

— Нравится — саркастично спросил я.

Оказывается, нас уже окружила толпа сотрудников, молча наблюдавшая за развитием сцены.

— Вообще срать, — Лера вяло отмахнулась рукой.

Плевать на толпу, я был вне себя от ярости. Мало того, что эта сука уронила мою ручку, так ей ещё и срать на мои возмущения.

Размахнувшись, я сбросил все вещи со стола.

— Ты что делаешь, мудак! — запищала она.
— Это всего лишь барахло, чувак! — воскликнул я. — И да, хватит вилять своей жирной жопой по всему офису. На юбке уже швы видны, сдай её что ли портному.
— Это ты про её зад — переспросил кто-то из толпы.
— Это я про твою рожу, — сказал я неизвестно кому и выбежал из офиса.

Ярость обуревала меня, день потрачен впустую. Надо выпить, иначе я кого-нибудь убью.

***

— Почему пришёл пьяный вчера вечером Потому что я напился, Юля, вот почему!

Я хлопнул дверью и чуть не потерял сознание — голова гудела. Едва докавыляв до маршрутки, я сел в неё и прислонился щекой к холодному стеклу.

Не хотелось уступать девчонке место, чувствовал себя ужасно. Однако, когда девица вошла и одарила меня неуверенной улыбкой (тщетно она скрывала боль), я всё же нашел силы встать.

Ох, ну и штормило же меня!.. Шаги давались с трудом. Я брёл в офис, ступая по лужам и глядя на истлевшие жёлтые листья. Подняв взор, увидел ряд бесцветных бетонных пятиэтажек. И это жизнь Где среди уродливых советских построек, разбитых дорог и ржавых фонарей можно найти удовольствие в жизни

Перед тем, как зайти в офис, я решил вспомнить свою старую привычку — курево. Сигарета лишь немного облегчила существование, благо их целая пачка.

Мне сделали выговор за вчерашний скандал. Продавец не должен себя так вести, он же дарит добро людям, делает их счастливее. Но как, господин начальник, как, скажите мне, я должен делать людей счастливее, если сам несчастлив

— У всех нас тяжелая жизнь, вот и ты терпи. Бог терпел и нам велел, — изрёк мудрость босс.

Я покинул его кабинет в подавленном настроении. Не исключено, что он прав — у всех есть ноша, нет смысла ныть. Нужно лишь… взять себя в руки и делать свою работу.

Однако сегодня на встрече с клиентом (женщина моих лет) я вновь сорвался: весь разговор она ныла о бросившем её муже, противной работе и судебных тяжбах.

Сбежав от неё, я закурил и направился в бар. Мне больше не хотелось сегодня работать и видеть эти бессмысленные рожи… Тю! А ведь она терпит! Сказала, что любит гада, хочет вернуть, несмотря на измену, а работа — работу в нашей стране все ненавидят, это нормально.

Сократ сказал однажды: «Познай самого себя». Закурив, я отправился в единственное место для поиска ответов на философские вопросы — в дешёвый кабак.

***

Познай самого себя… Но как понять — кто я и чего я хочу Легко сказать — познай. Я вот спрашиваю себя — и не знаю.

Неизвестность давила. Я точно понимал, что не люблю нынешнюю жизнь, но другой не ведал. Таинство всё чаще склоняло меня к пьянящему думрану, и вот я уже не лучший сотрудник месяца, а из дома уходит Юля.

«Ты невыносим! Ты всё время пьяный! Что с тобой стало» — только и слышал от неё я.

Хорошо, что она ушла. Мне не хватало духу её выгнать, как-никак прожили вместе год. Но теперь, когда её нет, стало немного легче.

Теперь, подходя к концу истории, я хочу ясно вспомнить день перед увольнением.

В самом увольнении нет ничего необычного — выгнали за разгильдяйство. Я остался без денег. Однако до этого случилось кое-что не менее важное.

Мы наконец познакомились.

По традиции я уступил ей место, оба вышли на остановке, но она — неожиданно — обратилась ко мне.

— Вы в порядке

Только после её вопроса я осознал, что брюки мои неглаженные, рубашка грязная, а лицо обросло щетиной.

— Раньше вы были таким бодрым, а сейчас…
— Отпуск у меня, — отшутился я.

Мы прошли в больничный парк и сели на скамью. Она поблагодарила меня за помощь в маршрутке.

— Пустяки… эм…
— Женя.
— Женя, — улыбнувшись, сказал я. — Петя.
— Очень приятно, — улыбнулась она в ответ.

Сидя рядом с Женей, я впервые за долгое время не чувствовал себя видавшим виды взрослым — наоборот, мне казалось, что молодость бьет во мне ключом. Я утратил это ощущение, увязнув в трудовых буднях, хотя, в сущности, так оно и было — мне всего лишь двадцать семь.

— На кого учишься — спросил я.
— На лингвиста, недавно перешла на второй курс.
— Лингвиста Я думал, на врача, — сказал я, посмотрев на больницу.

Женя тяжело вздохнула.

— Туда хожу по другой причине — из-за язвы желудка. Отчим кормил меня фастфудом, когда мне было пятнадцать лет.
— Прости…
— Ничего, ты же и так знаешь, что я постоянно посещаю больницу.
— А что мама
— Она настолько доверяет отчиму, что даже слова вставить не смела. — Женя скрестила руки и нахмурилась. — Если ему понадобится сбросить меня со скалы, она лишь будет стоять рядом и смотреть.

Мне стало неловко, и я решил разрядить атмосферу.

— Ну… у меня жизнь тоже не фонтан, — признался я. — С работы уволили, ушла девушка, деньги почти кончились. Но самое неприятное — не знаю, что делать дальше.
— Почему не знаешь
— Мне неведомо, чего я хочу. Три года был продавцом, пока не надоело.
— А как же друзья Они могут помочь.
— Друзья, — я ухмыльнулся. — Когда ты работаешь по двенадцать часов в день, друзья медленно, но верно покидают тебя.

Мы молча посмотрели друг на друга. Этот взгляд… Я вновь увидел в её глазах боль, однако на сей раз боль неприкрытую. Подозреваю, в моих она видела то же самое.

— А почему девушка ушла — вдруг спросила она.

Вопрос мне не показался наглым, наоборот, я его даже ждал.

— Завяли помидоры, — ответил я. — Познакомился с ней год назад, когда она была моим клиентом. Мне тогда было двадцать шесть, и я часто задумывался над тем, что уже довольно долго один. Признаваясь в любви, я думал, что наконец обрёл счастье. Но на самом деле то была лишь жалкая попытка бегства от одиночества. Я понял это спустя год нескончаемых ссор, обид и пререканий.
— Конечно, если бы это была истинная любовь, она бы не кончилась, — рассуждала Женя.
— Именно, — согласился я. — С другой стороны, истинная любовь, истинный интерес, истинное счастье — что это вообще такое
— Мне не понять, — Женя скривила улыбку.

Я улыбнулся в ответ и хотел было достать пачку сигарет, но передумал.

— Не понять, — продолжила она, — потому что сегодня меня госпитализируют как минимум на всю оставшуюся зиму.

От ужаса услышанного я аж закашлял.

— Болезнь не поддаётся
— Хуже того, — сказал Женя; в её голосе чувствовалась дрожь и печаль, — прогрессирует. Придётся брать академотпуск, чтобы вылечиться.

Желая поддержать Женю, я сказал ей:

— Я буду навещать тебя, если ты не против. А то вдруг в маршрутке случится что-то интересное, а ты об этом не узнаешь.

Женя приложила ладошку к губам — она рассмеялась по-дамски: коротко, неестественно, но красиво. Оно и понятно, ей не до смеха. Однако само предложение всё же её воодушевило.

— Это хорошая идея, — сказала она. — Я уверена, мне одной будет там ужасно скучно.

Мы обменялись номерами и добавились в соцсетях. Женя принялась рассказывать мне про её занятия языками и литературой, а я в ответ говорил ей про увлечение моей юности — рисование. Мы мило беседовали, и я чувствовал, что знаю её уже давно. За месяц в маршрутке, читая взгляды друг друга, мы сблизились сильнее, чем подозревали. Слова лишь подтверждали это.

Вскоре полил дождь, и мы распрощались. Впервые за долгое время я почувствовал, что меня кто-то понимает. И впервые за долгое время я искренне сострадал и желал помочь — вот она, та искренность, которая была мне недоступна. Именно после нашей встречи я осознал всё притворство моих ощущений в прошлом — самообман с чарующей тоскою.

Сократ считал, что ключ в познании собственного я. И лишь затем следует счастье. Проснувшись сегодня утром, я до сих пор не знал, кто я, но уже знал, чего хотел — навестить Женю.

Говорят, что если долго смотреть в зеркало, то можно в нём увидеть себя. Я терпеливо глядел, но отражение вскоре растворилось. Собравшись, я взял книгу и отправился в больницу.

Вчера вечером Женя прислала мне в сообщении номер её палаты и время для посещения.

На улице лил дождь. Пустая маршрутка довезла меня до больницы, и я вошёл внутрь. Поднявшись на второй этаж, я нашёл нужную палату, но в ней оказалось пусто. Тогда я сел на кушетку и принялся ждать. В тёмном коридоре среди облезлых бесцветных стен время текло медленно. Наконец появился врач.

— Вы к кому — спросил он.
— К Жене. Молодая пациентка, вчера прибыла в эту палату, — я указал рукой на дверь за врачом.

Он понурил голову, положил мне на плечо руку и отвёл в сторону.

— Сегодня утром она скончалась.
— Ч… ч… что! Почему

Ноги онемели, и я рухнул на скамью. Воздуха в коридоре стало мало, было тяжело дышать.

— У неё была запущенная форма язвы желудка. Требовалась трансплантация нового органа, что само по себе дорогая и сложная операция, на которую у её родителей не имелось средств. Мы пытались ей помочь, чем могли. Я лично рекомендовал остаться ей в больнице, чтобы хоть как-то взять болезнь под контроль, но, увы, попытка провалилась. Примите мои соболезнования.

Доктор молча вздохнул и ушёл по своим делам. Я остался один.

Мне хотелось бы кончить эту печальную историю обретением счастья и надежды, но не могу. Не могу также подвести мораль. Не могу ответить на поставленные вопросы, не могу задать новые. Это просто события, которые случаются. Спонтанно, без всякого смысла. Жизнь в её наготе.

Сейчас я сижу в маршрутке на том самом месте, по привычке ожидая Женю. Она не появится, я знаю, но многие даже этого подозревают. Вероятно, то же самое случится и со мной.

Со всеми нами.

© Большой Проигрыватель

Вам может также понравиться...

Добавить комментарий