Княгиня Елизавета Эсперовна Трубецкая

» Лиз Парижская, ангел с бархатным взглядом». Елизавета Эсперовна Белосельская Белозерская, княгиня Лизон Трубецкая, символ Парижа, «ангел Винтерхальтера»,* первый историк рода Трубецких.
Это имя, в сочетании с каким то парящим, как бабочка, «хрустальным» отчеством, сразу меня очаровало. Вернее сказать, заинтриговало. Не так уж много людей с таким вот, «Легкомысленным, куртуазным» отчеством.
Её родители сами по себе люди были замечательные.
Отец:
Князь Эспер Белосельский Белозерский. Яркий представитель старинного дворянского рода, вдохновенный воин и щедрый собиратель, коллекционер, меценат, товарищ Михаила Лермонтова по лейб гвардии гусарскому полку и «тайный декабрист». Брат княгини и Зинаиды Волконской. По его настоянию и вдохновению возводился роскошный палаццо Белосельских Белозерских, драгоценность Петербурга на его набережных, а, если точнее, на углу Невского проспекта и набережной Фонтанки.
Князь не был привлечен по делу о заговоре, так как не донес о нем. Или — по счастливой случайности Участник храбрый русско — турецкой войны, благотворитель, не совсем счастливый в браке, погруженный в себя, любящий старину, антики, охоту, философские книги, и — людей, ради которых пожертвовал жизнью, ибо заразился смертельно тифом во время инспекции лазаретов, посещая больных.
Свое мягкосердечие, шарм, теплоту обращения и способность восхищения прекрасным маленькая и «ослепительная «не красавица Лиз Парижская» унаследовала, видимо, от него, родителя.
Как и аналитический склад ума, позволяющий ей заниматься историческими исследованиями.
Мать.
Елена Павловна Бибикова, падчерица всесильного шефа жандармов, графа Бенкендорфа, с юности блистала в обществе, была стас дамой, фрейлиной, кокетливой красавицей, подругой императрицы Марии Феодоровны, радушной хозяйкой роскошной усадьбы, ласково презирала красавца мужа. Правда, родила ему множество детей, а когда он умер, почти тотчас же вышла вновь замуж — за князя Владимира Кочубея. И вновь «блистала и украшала», и была звездою салонов и гостиных, хотя нумизматические коллекции и археологические редкости нового супруга, быть может, были ей невыносимо скучны.
Но дважды княжеский титул, как никак, к великодушию и улыбкам светским — обязывал. А природное жизнелюбие всегда удерживало княгиню Елену от томного резонерства и тоски. Когда же при ней самой жарко шептались о её романах и изменах мужьям, она лишь ласково презрительно щурилась, а иногда со стуком роняла на ковёр лорнет. На том шепоты и заканчивались!
Да. Но в чем же была уникальность самой княжны Елизаветы Эсперовны Белосельской Белозерской
Живость нрава, непоседливость, нетерпеливость, от этого некоторая небрежность в делах за которые принималась Лиз всегда смягчалась в ней одухотворенной прелестью ума, настолько тонкой, что все улыбались и очаровывались княжною, а потом и юной княгиней ( она вышла замуж в семнадцать лет!) едва лишь узнав её.
Современник писал о ней:
« Маленького роста, блондинка, не красавица, но хорошо сложенная, похожая на маркизу эпохи Людовика XV, хорошо одаренная, образованная, с большим умом, пикантная и оригинальная, в Париже Трубецкая создала себе физиономию и роль, которые помогали ей поддерживать своё самолюбие. Все считали, что она знала все последние новости. Все, кто с нею говорил, не мог ею нахвалиться. »
Самолюбие её, кстати, если и было для кого — то — большим, то это, пожалуй, от слишком уж тонкого восприятия красоты. Княгиня могла, например, скупить все цветы в Петербурге для бала или светского ужина, заказать изысканное убранство стола, блюда и напитки, чтобы все было неповторимо, и было только у неё одной, но ведь ужин или праздник могла легко и непринуждённо посетить императорская семья. Это в России. Во Франции же её гостями были: министр Тьер, императрица Евгения Монтихо, Гизо, лорд Пальмерстон, да мало ли еще кто! Все должно было быть — безупречно, все должны были все запомнить, все должны были — восхититься, и, быть может, согреться. Хоть капельку. Хоть на миг.
Огнём живой и непринужденной любезности княгини. Искрами души её и сердца.
Фёдор Иванович Тютчев, один из больших друзей Елизаветы Эсперовны писал, благодаря её за душевное участие в трудные минуты в его личном горе( у поэта умерла внучка- младенец):
«Благодарю вас, дорогая княгиня, за Ваши добрые слова, столь тёплые и проникновенные, — и пусть небо навсегда оградит вас от горестей, которые вы так хорошо понимаете у других и которым так хорошо умеете сочувствовать. Бедная моя дочь поручает мне, выразить вам, насколько она была тронута свидетельствами вашего участия» .
В этом же письме, далее, поэт — дипломат пространно и горячо рассуждает о русско европейских отношениях, и вообще — о позиции стран Европы по отношению к России, нисколько не примериваясь к женственности адресата, резко, по мужски, язвительно и определённо: «Высмеют и вполне заслуженно труд, который мы берем на себя, чтобы привести к согласию державы слишком расположенные к тому, чтобы быть в согласии всякий раз когда дело идет об оспаривании и отвоевании у России её исторического права или даже об отрицании её права человеческого право на существование тех несчастных народностей которые в глазах Запада непростительно повинны в том, что тяготеют к нам». (Ф. Тютчев кн. Ел. Трубецкой, — Санкт — Петербург, среда, 3 мая 1867 года.)
Согласитесь, что так писать можно было лишь человеку, знающему все тонкости , все коллизии вопроса. Княгиня Лиз приложила очень много усилий по сближению России и Франции, её называли «неофициальным агентом князя Горчакова», «милым шпионом с бархатным взглядом» .
Мало кто всерьёз и надолго задумывался о том, что высота ума княгини Трубецкой, увы, давала ей в обычной жизни совсем мало счастья. Она теряла детей, (умер мальчиком сын Сережа), своих и приёмных, тяжело болела после частых родов, поддерживала мужа в его трудах и заботах о родных.
****
Хлопотала княгиня и об усадьбе Елизаветино (Дылицы), купленной мужем для неё, где разбит был прекрасный парк, пруд, оранжереи, собрана коллекция книг, античных вещей и живописи. Как указано в комментариях моими читателями княгиню Федор Иванович Тютчев даже шутливо называл «дылицкою девою», посвящая ей изысканные стихотворные строки…
В 1877 год супруг Елизаветы Эсперовны, князь Пётр Никитич Трубецкой, умер, в неполных пятьдесят четыре, совсем еще не старый, но полностью ослепший, после долгой болезни. Все хлопоты по усадебному хозяйству легли на руки управляющих, и управляющие разоряли семью, как умели и могли, хотя и сама княгиня привыкла к роскоши и денег не считала никогда!
Воспоминания знавших её, впрочем, милостив, хранительно щадят легендарную «княгиню Лизон»: слишком много средств тратила она не на себя, а на других: голодных и неимущих.
Княгиня взяла на воспитание дочь псаломщика дылицкой церкви и воспитывала её до 15-16 лет; позднее её отец пытался шантажировать Трубецкую и отобрал у неё ребёнка. Позже она взяла на воспитание Шуру Константинова, сына сторожа, скончавшегося в возрасте 10 лет во Франции и похороненного вместе с родными княгини.
В старости Елизавета Эсперовна все больше времени проводила в своем имении. Один из местных жителей вспоминал:
« «Крестьяне называли чудаковатую, на их взгляд, княгиню, барыней и, пользуясь случаем, под разными предлогами приходили к дворцу с поздравлениями, чтоб получить подарки Княгиня в хозяйстве ничего не понимала и не желала понимать. Если ей приходила иногда в голову фантазия вмешаться в хозяйство, то от этого получалась только путаница, Управляющие менялись часто и, набив карманы, безнаказанно уходили. Княгиню постоянно обманывали и, в особенности, в последние 2-3 года жизни, когда у неё очень ослабла память. Если в имении не было коров, ей показывали чужое стадо. Много рассказов ходило о всевозможных проделках её служащих»
Но и о щедрости княгини с чудаковатыми привычками до самой смерти тоже ходили пылкие легенды. Она сдержала приюты и больницы, чайные и столовые, поддерживала бедных студентов и художников, учреждая без устали стипендии и пенсионы, поощрения и премии.. Да, она еще и требовала подать поезд прямо к воротам её имения, чтобы не опоздать на званный ужин, да скупала цветы, по всему Петербургу, да составляла придирчивый список мелочей к туалетам, меня перчатки и браслеты. Но…Кроме этого.
В 1868 году Елизавета Эсперовна стала председательницей «Общества бесплатной раздачи хлеба», организованного в связи с голодом в северных и центральных районах России. Его целью была раздача неимущим бесплатных билетов на хлеб, которые отоваривались в городских хлебопекарнях. Деньги собирались на благотворительных концертах и маскарадах (за первый год существования общество собрало 7000 рублей и раздало около 200000 фунтов хлеба). Так же были устроены несколько дешевых чайных в разных частях города.
…Княгиня была также и первой владелицей доходного дома в столице, и автором знаменитого и по сей день труда: родословной князей Трубецких, с поколенной росписью и тщательно воссозданным генеалогическим древом всего рода, Рода, к которому она принадлежала с гордостью. Тут её тщеславие и честолюбие было вполне к месту!
Елизавета Эсперовна издала также архивы переписки фрейлины Нелидовой с императрицей Марией Федоровной, женою государя Павла Первого. Несмотря на всякие разночтения и ошибки в датах, труд этот ценен до сих пор.
Да, и еще. Маленькая княгиня охотно сочинила музыку и записала ноты нескольких романсов. Изящных и тонко — трогательных, в стиле пасторали. Их, увы, не поют. А жаль! На мой взгляд, музыкальная их переливчатость и воздушность, светлая гармоничность нот, лад, как нельзя лучше выражают суть характера» солнечной княгини», так остро схваченную на её роскошном портрет кисти Ф. К. Винтерхальтера.
А именно:
Теплоту сердца, изящество и грацию ума, и мягкую печаль мудрости. Красивая и умная женщина, наверное, она, все таки, знала, как можно остаться в памяти людей. Музыкой доброго и щедрого сердца. Не иначе.
___________________________
* В словаре Брокгауза и Эфрона (том 2) фамилия художника пишется как Винтергальтер. О нем в этом словаре небольшой абзац, но для бессмертия — достаточно…

.