Страхожажда одиночества.

Это стало для меня разрывающим мозги откровением, сногсшибательным некрологом для моей насупленной серьезности. При таких раскладах менялся ход всей моей жизни и переставлялось освещение для событий прошлого, выставляя их совершенно в другом оттенке и другой степени светотени.

Я поняла, что всю свою жизнь я подсознательно стремлюсь к свободе. Всю свою жизнь я пинаюсь, брыкаюсь, вырываюсь, убегаю, обтекаю, словом, делаю все, лишь бы оставался зазор между мной и людьми. Чуть ближе сойдясь с кем- либо, я чувствую, что за спиной опускается решетка, что разжижается кислород, начинается мутация моего «я» , и я становлюсь не той, кем являюсь. До меня дошла занятная, веселая, вызывающая, моя собственная правда.
Я пыталась себя убедить, что мне, как и всем засунутым против воли на эту землю, хочется любви. Это же именно ей приписывают жизнеобразующий статус. Примеры родных, семейные ценности, книги о любви, фильмы о ней же, быт, ячейки общества стоят за спиной и нагнетают, формируя симфонический оркестр, который наигрывает нервный марш Мендельсона. И вот тут просыпается страх, рассыпается мелким кунжутом из моего козинака, потому что трясутся руки.
Мне страшно от того, что этого всего семейно-традиционного не будет, и страшно, что это будет. Страшно, что этого не хочется, страшно, что я не такая, ведь должно же хотеться, а не хочется. Ни грамма. Ни сантиметра. Ни капли.
Страх, страх, везде один страх.

Если разложить по полочкам все подтекающие ингредиенты, то получается, что я боюсь ухуйкать свою жизнь на чью-то капризную, деспотичную задницу, которую нужно ублажать, кормить и разыгрывать перед ней роль её заводящую. Я боюсь, что меня ждет обман, что от любви будет только спешащий поцелуй утром и вялосекс ночью, который будет заканчиваться трясущейся от храпа люстры и мной, плачущей. Я боюсь неудовлетворения другим человеком, его миром, вследствие своих запаянных в понятийный аппарат категорий/мечтаний/желаний/точек зрения. Это чувство вливается ртутью в сосуды, и ты становишься исчадием. И доводишь либо его за то, что уродился не таким, либо себя за избалованность, которую с годами называешь требовательностью и высокой планкой.
Раздражение/злоба/утомление. Не люблю, ну не люблю. Оставь меня здесь с моим всем дерьмом в характере, с холодом в глазах, с блокнотом одной мне понятных записей. Оставь. Нет, ты не виноват. Ни в едином моем грустном наплыве, приступе отчаяния. Ты не виноват, что я постоянно, ежеминутно испытываю жажду. Ничем не перебиваемую, сильную, меткую, всёзаполняющую жажду побыть наедине с собой. Я хочу впитать в себя этот лоскут неба, который сейчас надо мной, этот знойный соленый воздух, эти кирпичи в стенах домов, этот ветер, эти деревья.

Слишком много мыслей в голове. И только тогда, когда я свободна, они собираются в единую строку: «я живу». Я делаю исключение для людей, количество которых могу показать на пальцах одной руки. Остальные — это слишком много, слишком ненужно. Мне едва хватает скорости успевать утолять мою жажду, чтобы переживать о ком-либо ещё, который, как покажет немилосердная статистика, окажется вовсе не тем, за кого себя выдает.

Карина Соловьёва/Доронина

Вам может также понравиться...

Добавить комментарий