Есть мнение, что лапать женщин можно, а женщина может дать лапальщику по лицу. Вопрос — с какой силой и сколько раз можно (нужно) бить

Это типа ирония. Но вообще-то нынешние проблемы связаны с тем, что подзабылись стандарты поведения, связанные с невербальной коммуникацией. А они ведь существовали.

Напоминаю, как оно было принято раньше.

ВЫСОКИЙ ШТИЛЬ. Ухажёр как бы невзначай касается руки обожаемого предмета и отслеживает реакцию оного. Если предмет не убирает руку, это повод к дальнейшим действиям. Если предмет чуть-чуть продлевает прикосновение, но всё-таки отстраняет руку и смущается, это значит «я пока не готова, но вы можете пытаться». Если рука отдёргивается сразу и как от горячего утюга, это «вы меня не пленяете». Если при этом женщина (под любым предлогом, обычно — внезапная мигрень) прекращает общение — это «нет».

СРЕДНИЙ ШТИЛЬ. Мужчина касается обнажённого тела женщины в относительно приличном месте (локоть, колено) и отслеживает реакцию. Если женщина не отстраняется, это повод к дальнейшим действиям. Если отстраняется красивым движением говорит что-то вроде «Нахал!», «Cattivo!» или «Я маме скажу», но кокетливым тоном — это «может быть, но мне надо поломаться». Если она шарахается в сторону, и холодным тоном говорит что-то вроде «никогда больше не смейте меня трогать», это — «вы мне неприятны». Пощёчина (символическая, слишком сильный удар может быть истолкован как проявление подавляемых желаний) — «нет, и больше не пробуйте даже».

НИЗКИЙ ШТИЛЬ. Мужик лапает бабу за вымя или хватает за пязду. Если баба не визжит и не вырывается, это «ну давай». Если пихается, но не сильно — это «дай подразниться». Если вырывается и лупит изо всех сил по чему попало (но молча) — это «не здесь, дурак, не сейчас, кобелина». Если при этом ещё и орёт — это уже конкретное «пшёл ты лесом, не хочу тебя, урод».

ПРОСТИТУЦИЯ. Описывать в подробностях нет смысла, обычный торг. «Сколько — Пять франков. — Сдурела, старая — Да ты мои сиськи потрогай, как у молоденькой. — Три франка за такие сиськи. — Молодой, а такой жадный…» Ну или: «Жуанна, у вас будет тюльбери настоящей английской работы и вороной жеребец, лучший по эту сторону Пролива. Взамен я не прошу у вас ничего, кроме вашей благосклонности. — Ах, Жюль, мне гораздо больше понравилась бы лаковая карета, четвёрка жеребцов и небольшой особняк, как у мадам Жужу. Вы ведь не нищий студент, Жюль» Ну и т.п.

Я, конечно, несколько утрирую, но в общем и целом — — —

В современном мире это не работает, потому что непонятны статусы. Когда типичная баба внезапно начинает требовать деликатностей — или наоборот — это сбивает с толку.

В принципе, можно было бы формализовать ритуалы и записать в книжечку последовательности действий (раньше так и делали — выпускали книжки по «манерам», где «галантные жесты» были прописаны примерно как у меня выше). Однако всесмешение современного мира требует как раз того, чтобы люди друг друга не понимали. Так что — — —

ДОВЕСОК. Разумеется, всё вышеописанное касалось людей примерно равного положения. Отношения «барин/горничная» и тем более «барин/крестьянка» обычно сводились к той или иной форме проституции с оттенком давления/насилия («Чего тебе больше хочется, душенька — подарочек или отказ от места без рекомендаций») Однако отношения барина и красивой мидинетки, от него лично не зависящей, приходилось выстраивать по более сложной схеме, включающей элементы ухаживания (хотя чаще всего всё сводилось к тому же «подарочку»). Тут возникали забавные ситуации, до которых были охочи романисты того времени.

К предыдущему. О назойливых приставаниях.

По старым нормам этикета, назойливость приставаний была корректирована с серьёзностью намерений.

То есть тут была своего рода пирамида.

Предложения о браке можно было делать ГОДАМИ, а то и десятилетиями. Разумеется, это можно было делать вежливо (желательно в письменной форме) и не переходя границ приличия.
Но подобная многолетняя осада отнюдь не считалась «оскорбительным домогательством». К этому относились с пониманием и сочувствием. От обожаемого предмета это сочувствие требовалось тоже, хотя бы внешнее — по формуле «мне вас жаль, Жан, но я не могу приказывать своему сердцу, а оно говорит «нет».

В случае замужества дамы открытые домогательства должны были быть прекращены, но страдать можно было и дальше. Более того, безнадёжная любовь к замужней даме могла возвышенно поэтизироваться — и не только в Средневековье. См. европейскую литературу XIX века, где подобные сюжеты не редкость. «Жак, я всю жизнь любил одну женщину. Но она — жена моего друга, Жак, моего лучшего друга, Жак. И я никогда не посмею поднять на неё глаза — ибо в них ещё не угасло пламя, Жак. Поэтому я не поеду к тебе в поместье, Жак — я не должен видеть твою Жюстину, Жак». И т.п.

Предлагать любовную связь — с расчётом на длительность — можно было, насколько я могу разобрать, несколько месяцев. После очередного отказа можно было страдать, в том числе публично («да, я ужасно страдаю, Жоффруа — Жозефина опять мне отказала!»). Но где-то после полугода отказов мужчина в глазах общества становился «смешон и жалок», так что до этого обычно не доходило. Бывали исключительные случаи, когда у сударя совсем уж сносило крышу — но тут ему в помощь был алкоголь, бордель и пистолет.

Предлагать кратковременную любовную связь (по модели «мы с вами взрослые люди») было можно несколько раз, с большими промежутками. Отказы полагалось принимать с иронией, страдать по такому поводу считалось смехотворным, публично — тем более. Максимум можно было подосадовать в разговоре с другом — «я пытался обаять Жоржетту, но увы, в тот вечер вдохновение покинуло меня и я был недостаточно красноречив».

Одноразовый секс («пикантное приключение») в те времена тоже случался. Тут ни о каких приставаниях не могло быть и речи, всё должно было происходит при полном непротивлении сторон, причём в этом случае дама могла быть активной стороной (естественно, не прямо, а в превращённых формах — типа «мне душно, ослабьте шнуровку моего корсета, Жорж»). Виды на продолжение пикантного приключения зависело от того же самого непротивления сторон.

Разумеется, всё это касалось людей равного — и достаточно высокого — положения. Общение буржуа с красивой прачкой шло по другим лекалам. Что, кстати, было одной из популярных тем тогдашне литературы — как прачка (у которой тоже есть честь) бегает от назойливых и грубых домогательств буржуя. Эта тема интересная, но другая.

И что ещё важно. Вся система предполагала ВЗАИМНОЕ УВАЖЕНИЕ — хотя бы чисто внешнее. В данном случае речь шла об «уважении чувств». Сейчас оно сочтено излишеством: современные люди не уважают ни себя, ни других. Зато охотно обижаются и оскорбляются за всякие «внечеловеческие ценности». Соответственно, мы имеем то, что имеем.