мертвому — гроб, живому — мир,

бляде — блядево.
ты меня отмываешь до дыр
но, прости, нахуя тебе

видишь как соловеют мои глаза
при фразе «плохая девочка» и «наказать»
и я ползу как собачья сука под розги Бога,
но ты ласково гладишь рукой мне живот
и от этого мне действительно жутко, плохо.
и от этого мне действительно так паршиво.
ты завариваешь на кухне чай, я затачиваю ножи.
и, пока ты не перерос из праведной плети в мою наживу,
убей меня или хотя бы свяжи.
мне не идет кружево, хлопок, фартук.
не пытайся очеловечить куклу, пластиковую дешевку.
и когда ты попросишь помочь повязать тебе галстук
будь уверен, что это будет виселичная веревка,
не от того что я так хочу, но иначе я не умею.
я даже не зверь, мне вообще не дорасти до зверя.
так, нескончаемая чернь, словесная рвота,
а ты нежно проводишь своим языком по горечи моего рта.
я — болезненная, загнивающая тоска.
самое страшное, на что я способна, это ласка,
такими методами брезговали даже гестапо.
ты говоришь «давай, у меня бронежилет и каска!»,
и твоя кровь ложится на мои губы как брендированная помада.
слушай, ну правда, нахуй тебе это надо
еще чуть-чуть, и ты тоже обрастешь ежовыми иглами.
еще чуть-чуть, и так же не сможешь глядеться в зеркало.
ты отвечаешь — зачем мне зеркало, если мы начнем одинаково выглядеть
я буду глядеть в тебя наконец-то доросшим до твоего пекла