Я ненавижу ублюдков всех мастей. Ненавижу до зубовного скрежета и

ломоты в суставах, до нервного тика, до изжоги, до одурения, до испепеляющей ненависти, сжигающей меня изнутри. Ненавижу!

Глупое признание – покажите мне того, кто их любит.… Разумеется – никто. И все же, большинство людей более терпимы, более сдержаны, более покладисты. Черт! Не могу подобрать нужного определения. Я не Лев Толстой и не Достоевский, чтобы изящно выражать свои мысли. Я такой – какой есть. А после войны и вовсе стал делить людей на черных и белых. Не в смысле расовой принадлежности, а по степени ублюдочности. Либо ты ублюдок, либо нет. Мне могут возразить – абсолютно плохих людей не бывает. Хуйня. Для парня с контужеными мозгами бывает. Я как раз такой.
Война убила во мне, что-то светлое, что-то важное, что-то… Блять! Слишком много дешевого пафоса. Зачем я все это пишу Для кого Для друзей У меня их нет. Сразу после Чечни пришел на день рождения к другу. Тут и выяснилось, что нормально пить я больше не умею. После 300 грамм перцовки меня переклинило. Кинулся на гостей с кулаками. Хорошо никого не убил. Но одному пареньку руку все же сломал. Смешно сказать – милицию на меня вызвали. Так что друзей больше не имею. «Серега, ты стал зверем» — вот что я услышал о себе потом. А зверь, если он настоящий зверь – всегда одиночка.

Так я и жил, плавая в сизом сигаретном дыму с бутылкой пива в руке, одинокий и никому не нужный. Даже с матерью отношения не заладились. Она обычно сидела на кухне и тихо плакала. А я не утешал ее. Наверное, стал таким же ублюдком, как те, кого ненавижу.
А потом появилась она – смешная девчонка с зелеными волосами. До сих пор не понимаю, как можно было выкрасить волосы в такой дурацкий неестественный цвет.
Она стояла у подъезда и громко плакала. Не знаю, почему я не прошел мимо. Уж очень несчастный у нее был вид. Оказывается, дуреха случайно уронила мобильник с балкона. Тот упал на козырек подъезда. Всего делов-то. Я разбежался, подпрыгнул, подтянулся на руках и достал злополучный телефон. Правда, когда я спрыгнул вниз, вид у меня был, как у последнего чмошника. Я подозревал, что птицы мира — голуби много срут, но чтобы столько! Я предстал перед счастливой девчонкой весь в перьях и пятнах зеленовато-белесого помета. Но я был вознагражден, Наташка, так ее звали, повисла у меня на шее и жарко поцеловала в щеку. С этого дня мы стали встречаться. Уже на третий день, она пригласила меня домой, доверительно сообщив, что родители уехали на какой-то симпозиум. Несмотря на странный цвет волос, Наташка была чудо, как хороша. Я смотрел на ее стройную фигурку, соблазнительные холмики грудей и чувствовал, что моему члену становится тесно в узком плену брюк. Но как только я притянул ее к себе и залез пятерней под юбку, она неожиданно вырвалась и, смущаясь, поведала, что еще девушка. Мне оставалось только развести руками. Девчонке почти девятнадцать лет и такой пассаж. Чтобы утешить меня, несостоявшаяся любовница решила развлечь меня игрой на скрипке. Вообще, Наташка удивляла меня широтой интересов. Это и походы в оперу, и склейка каких-то там моделей, и посещение кружка кройки и шитья, ну, и тусня по ночным клубам. На оперу мне было глубоко насрать, пуговицы и подворотнички я научился пришивать в армии, никаких моделей я не увидел ( они типа на даче). Мне вполне хватило одной скрипки. Я, наверное, ничего не понимаю в музыке, но казалось, что мои нервы безжалостно вытянули наружу и принялись старательно шлифовать напильником.

Игра на скрипке слишком плохая замена добротному здоровому сексу. И потом, девочка, наверное, плохо представляла, что к ней в гости пришел не сопливый ботаник, а изголодавшийся по женскому теплу солдат. Боюсь, я повел себя, как последняя скотина, но поделать с собой ничего не мог. Мой напор был стремительный и жесткий. Смятая постель, порванные трусики, красное пятно на простыне. Я словно обезумел, целовал ее тело, волосы и не мог остановиться. Она лишь закрывала лицо ладонями и всхлипывала. А я клялся ей в вечной любви и звал в ЗАГС. Я знал, что никогда и никому не отдам эту девочку, которая стала мне так дорога. А еще я был счастлив, потому что видел – Наташа испытывает ко мне те же чувства.
Мы встречались каждый день и я был уверен, что очень скоро она станет моей женой.

А потом случилось непоправимое. Однажды Наташа привела меня в ночной клуб. С этого гадюшного заведения все и началось. Даже не знаю, как рассказать. Вспоминаю, и голова взрывается от пульсирующей боли, а к горлу подкатывает комок. Если бы человеку было дано предвидеть будущее.
Клуб назывался довольно глупо: « Морской волк». Нелепое название для молодежного заведения. Никаких декораций, соответствующих названию, я внутри не обнаружил, если не считать гигантского штурвала, приколоченного к стойке бара и выкрашенного в ядовито желтый цвет. Нахрена он там был нужен я так и не понял. Зал просторный, разделенный на две половины. В одной столики на две, четыре и шесть персон, в другой танцплощадка. Мы пришли к открытию, горел яркий свет. Как доверительно сообщила мне Наташа, после часа ночи выключат освещения, заискрится и засверкает цветомузыка, люди будут танцевать, смеяться и пить коктейли. Кстати, о коктейлях. Пока мы ожидали обещанного феерического действия, я заказал парочку. Называлось это чудо «Русалка». Не знаю, какое отношение имела хвостатая дева к этому напитку, но мне он напомнил вкус чая с лимоном в который плеснули столовую ложку водки. А вот цена за эту бурду была весьма немаленькая. Я старательно цедил мутное пойло через соломинку, глазел по сторонам и ощущал себя древним стариком. Мне двадцать два года, но в сравнении с контингентом собравшимся в зале…. Сопляки от четырнадцати до семнадцати лет. Были, конечно, люди моего возраста, но слишком мало. А вот Наташка явно пребывала в восторге. Она без устали щебетала, рассказывая что-то о волшебной скрипке Страдивари, о каких-то неизвестных мне Виотти и Яше не то Хрентице, не то Хейфеце. Я не слушаю, я смотрел на прекрасное раскрасневшееся личико и очень хотел перегнуться через столик, продеть пальцы в изумрудные локоны, притянуть к себе и слизать зеленую помаду с ее губ. Да, да, губы у нее были в тон волосам, как впрочем, и тени на веках.

А потом все разом изменилось. Чарующую картину восторга, словно хлебные крошки со стола, смахнул отвратительный хохот, ввалившихся в заведение парней. Я мельком скользнул по ним взглядом — восемь человек. На войне быстро учишься считать врагов. А то, что это враги я не сомневался. Слишком хорошо изучил эту шакалью породу. Пока мы с чехами гоняли друг друга по лесам и горам, здесь пышным цветом разрослась всякая сволочь, претендующая на звание хозяев жизни. Бычьи шеи, наглые сальные рожи, грубые золотые печатки на волосатых пальцах и взгляды, взгляды владык мира. Впереди всех вышагивал здоровяк в черной футболке на которой белыми буквами значилось: «Куй железо, пока Горбачев!». Наверное, бывшему Генсеку понравился бы этот лозунг. Мне – нет. Парни с хохотом сдвинули столы. Здоровяк уселся ко мне спиной, и я смог прочитать вторую надпись, не менее оригинальную, чем первая – «Имел я всех, кто ниже меня ростом!». Как все изменилось. Попробовал бы этот дебил нацепить такую майку до развала Союза. Я обратил внимание, что многие посетители срочно покидают заведение, я бы даже сказал, устремляются к выходу, ломая ноги. И мне это здорово не понравилось. Почему-то захотелось схватить Наташку в охапку и покинуть, ставшее вдруг душным помещение.
Только было уже поздно. Один из парней оглянулся на нас, толкнул сидящего рядом товарища и заржал:
– Глянь, Витек! Лягуха! Не ну, в натуре, зеленая, как жаба!
Лысый парень с поломанными ушами, очевидно борец, оглянулся и посмотрел на нас.
– Ыыы, точняк, бля, Тортилла типичная!
– Ты, Витя, дочитай букварь, а потом рот открывай. Тортилла была черепаха, – блондин во главе стола поправил очки и добавил. – А девочка ничего, ее отмыть и можно было б неплохо развлечься. Серый, ну-ка пригласи девушку к нашему столику.
Качок в идиотской футболке медленно поднялся и пошел к нам. Я глянул в испуганные глаза Наташки, улыбнулся и сказал:
– Когда я скажу, сразу беги к выходу, беги изо всех сил, — рука в кармане нащупала большой ключ от квартиры. Восемь человек это много, бить надо так, чтоб не вставали.

Не дав здоровяку приблизится к нашему столу, я резко вскочил и с силой ударил его в шею ключом зажатым в кулаке. Тот замер, с изумлением глянул на меня и уже падая, попытался рукой закрыть тонкую струю алой крови, ударившую из раны.
Бригада разом вскочила на ноги.
– Ах, ты, сука!
Это только в кино враги подходят по очереди, и главный герой с легкостью побеждает их одного за другим. Парни обступили меня полукругом, вытаскивая из карманов оружие, в основном кастеты и ножи, хотя у одного была телескопическая дубинка. С пустыми руками остался только блондин.
– Теня, подними Серого, надо вызвать «скорую».
В тот момент, когда один из них наклонился над окровавленным другом, я с разворота ударил ногой ближайшего ко мне отморозка в коленную чашечку и крикнул:
– Наташа, беги!
Блондин среагировал сразу, подтолкнув Витька, он приказал:
– Не дайте ей уйти!
Наперерез Наташке бросилось сразу двое ублюдков. Схватив плетеный стул, я с силой опустил его на голову толстяка, который преграждал мне путь. Тот даже не успев поднять руки, рухнул на пол. Резко стартанув, я догнал Витька и в прыжке ударил его в спину ногой. Борец, сбивая столики, пролетел несколько метров и, затормозив головой о барную стойку, затих. Второй остановился и, выставив вперед нож, пошел на меня. Фух, время выиграно, она должна успеть убежать. И в этот момент сильный удар по голове погрузил меня в темноту…

* * * * *
С детства не люблю запах лекарств. Помню, когда мать болела, я таскал к ней в палату авоськи с апельсинами. Меня всегда мутило от тошнотворного запаха всех этих нашатырей, карболок, хлорок. А еще почему-то всегда воняло прокисшими щами. По-моему, больничный аромат никогда ни с чем не перепутаешь.
Еще не открыв глаз, я понял, что нахожусь в больнице. Знакомый запах щекотал нос. Голова кружилась, казалось, что мое тело качается на волнах, к горлу подкатывала тошнота. Вот влип. Я отчетливо вспомнил драку, испуганное лицо Наташки. Мысль о ней заставила меня резко открыть глаза.
Слепящая вспышка. Яркая, как молния. Резь. Резь в глазных яблоках, жгучая и мучительная, пульсирующая, раздирающая. Я почувствовал, как по щекам скатились слезы. Проклятье! Похоже, меня здорово отделали.
Над моей головой пророкотал мужской бас:
– Сколько преднизолона
– Сто двадцать. Вы же сами сказали, – ответил писклявый женский голосок.
– Хорошо. Потом еще глюкозы поставь.
Я с трудом разлепил отяжелевшие веки. Смотреть было больно. Какие-то белые расплывчатые фигуры. Постепенно взгляд сфокусировался. Надо мной возвышался человек в белом халате. Увидев, что я очнулся, он усмехнулся:
– Кто это у нас щурится Как дела, драчун
– Нормально. – Произнес я, удивляясь, насколько тихим и жалким стал мой голос.
– Уже неплохо. Давай знакомиться. Фамилия, имя, отчество
– Савельев Сергей Геннадьевич…
– Ты, Сергей Геннадьевич, в рубашке родился. Столько крови потерял, а держишься бодрячком. Другие от такой кровопотери ласты клеят. Кто это тебя так приласкал
– Неважно.
– Ну, неважно, так не важно. Мы не милиция. Сотрясения раньше были
– Были. Трижды.
– Очень хорошо. Я смотрю ты парень бывалый. За неделю на ноги тебя поставим.
– Доктор, – позвал я. – Со мной девушка была. Что с ней
– Понятия не имею. Тебя «скорая» привезла ночью, с какого-то пустыря. Сейчас сестре продиктуешь свои данные, а то мы про тебя ничего не знаем. Лежи и не думай ни о каких девушках, – врач улыбнулся и вышел из палаты.
Легко сказать не думай. Я провел в больнице три дня. А потом ушел по подписке. Врач пытался меня отговорить, но потом махнул рукой.
– Перевязки хоть есть кому делать.
– Есть.

* * * * *
Ну, и рожа. Опухшая, с желтыми разводами под глазами. Наташка бы пришла в ужас, увидев меня. Придя домой я, не переставая названивал ей – трубку никто не брал. Несколько раз ходил к ней домой и долго трезвонил в дверь – бесполезно, ответа не было. Ночью я метался по комнате, как пойманный тигр по клетке. Курил, матерился сквозь зубы и снова набирал заветные цифры ее телефона. А еще меня очень раздражала мать. Молча стояла за спиной и беззвучно плакала. Наконец мне повезло. Трубку подняли. Тихий женский голос сообщил мне, что Наташа в больнице.
Я выскочил из подъезда, поймал попутку и помчался в клинику.
Оказалось, что моя зеленоволосая русалка в реанимации. Я прождал два часа перед выкрашенными белой масляной краской дверями, прежде чем ко мне вышел угрюмый толстяк в голубом хирургическом костюме.
Недобро глянув на меня, осведомился:
– А кто вы будете Наталье Селезневой
Я пожал плечами: – Друг…
Покосившись на мою желто-синюшную физиономию, врач отвернулся:
– Групповое изнасилование – не шутка. Многочисленные разрывы, большая кровопотеря… В общем… ее больше нет…
Я остолбенел.
– Не понял…
– А чего здесь непонятного Умерла…
– Ты чего лепишь, сука! – Я схватил толстяка за грудки, притянул к себе, – Как умерла!
– Вы с ума сошли! – взвизгнул коновал. – Немедленно отпустите!
– Как умерла! – я тряс его, как грушу. – Говори, сука!
– Да пустите вы! Тромб! Оторвался тромб!
– Какой тромб, урод!
– Это называется легочная тромбоэмболия! Ничего нельзя было сделать! Понимаете Ничего!
Я разжал руки, и толстяк проворно юркнул за дверь. Щелкнул замок.
Несколько минут я тупо стоял, опустив голову, потом, шатаясь добрался до кожаного дивана, опустился на него и зарыдал. Вернее мне казалось, что я рыдаю. Тело сотрясала противная дрожь, но глаза были сухими.

Я брел по улице, не разбирая дороги, пока не уткнулся в продуктовый магазин. Купил две бутылки водки. Закуску нахуй. Мне хотелось наебениться до зеленых соплей, до блевоты, до комы. А еще мне хотелось крови, моря крови. Я знал, что буду мстить ублюдкам, убившим Наташу. Ни одна из этих сук не уйдет живой! Ни одна!
Присев на лавочку, я открыл бутылку и сделал большой глоток. Водка словно отрезвила. Нет! Пока эти падлы живые по земле ходят, я больше ни грамма не выпью! Надо идти в этот клуб, через 15 минут открытие, может повезет, кто-нибудь из них появится.
Через час я вошел в «Морской волк», здесь пока царила тишина. На столах стояли перевернутые стулья, лишь один столик занимала влюбленная парочка. У меня опять защемило сердце. Свет ярко горел только над барной стойкой, но там никого не было видно. Подойдя ближе и немного подождав, я постучал рукой по вмонтированному в панель небольшому звоночку. Из подсобки вышел молодой человек в белой рубашке с бейджиком, на котором витиеватыми буквами было написано «Алеша». Глянув на меня, парень резко тормознулся, на лице четко отразился страх.
– Я вижу, ты меня узнал. Поговорить надо.
– К вашим услугам, что будете заказывать – Стоит отдать ему должное, бармен быстро взял себя в руки.
– Я буду заказывать информацию, а ты мне будешь ее предоставлять. Мне нужно знать где найти тех ребят, которые четыре дня назад в этом баре избили меня и… и изнасиловали мою девушку.
– Не понимаю о чем вы…
– Алеша, друг мой, Алешенька, ты хорошо слышал мой заказ Или ты хочешь, чтоб я его повторил при сугубо личной и уединенной встрече
Парень облизал губы.
– Послушайте, но вы не понимаете, с кем хотите связываться! Это же Арчи! Он под самим Торезом ходит!!!
Боже, благослови армию, пребывание в которой хоть на время отсрочило знакомство с «царями» жизни, носящими собачьи клички.
– Да хоть под тареном! Ты слышал, что я у тебя спрашиваю!
– Тише, пожалуйста, тише. Если они узнают, что я вам что-то сказал…
– Не волнуйся, никто ничего не узнает.
– Я только знаю как найти Теню, Андрея Тенякова, мы с ним в одном классе учились…
– Ну!
– Гагарина, 94-а, квартира 71, – быстро выдохнул парень. #луркопаб #lm